Абидин честно отработал два с половиной часа, позволив себе лишь десятиминутный перерыв, во время которого его облили водой из шланга: несмотря на поздний час, термометр показывал тридцать девять градусов, и с певца градом катился пот. Переодевшись за сценой, он снова предстал перед зрителями.
По окончании концерта Рита и Михаил вместе с остальными двинулись к выходу.
– Турки – дисциплинированные люди, – сделала Рита вывод вслух, когда они шли к набережной. – Охранников всего трое, и они ни разу никого не ударили! Даже когда та сумасшедшая девица вдруг прорвала кордон и взобралась на сцену, они и пальцем до нее не дотронулись, просто как-то уговорили спуститься в зал!
– Здесь очень сурово наказывают за хулиганство, – ответил Михаил. – Это не значит, что в Турции все идеально. Тут есть наркотики, порнография, игорный бизнес, но все, что с этим связано, строго порицается, а не рекламируется столь широко, что вызывает непреодолимое желание приобщиться. Наверное, это как раз та сторона ислама, которая мне больше всего нравится… Ну вот мы и пришли!
Рита встрепенулась и удивленно посмотрела на него.
– Твой отель, – повторил он.
– А мы… – начала Рита и осеклась.
– Что такое? – спросил Михаил встревоженно.
– Мы не могли бы… – Она снова запнулась, потому что никогда в жизни ей не приходилось произносить таких слов. – Не могли бы мы пойти к тебе сегодня? – закончила она наконец, не глядя на Михаила.
Он аккуратно взял ее за подбородок двумя пальцами и поднял так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. Его лицо выражало изумление, но в нем было кое-что еще, заставившее Риту вздохнуть с облегчением. Очевидно, Михаил хотел этого не меньше, чем она сама, но сомневался, что она говорит серьезно.
– Ты действительно хочешь пойти ко мне? – спросил он, и его голубые глаза испытующе взглянули в ее, серые.
Она быстро кивнула.
– Это не потому, что ты желаешь отомстить мужу за измену, а я просто подвернулся под руку?
Рита яростно затрясла головой.
– Тогда чего мы ждем? – спросил Михаил.
Территория спортивного лагеря освещалась слабо, но они все равно двигались крадучись, как воры, боящиеся, что их застукают. Как только Рита с Михаилом оказались внутри, она обвила руками его мощную загорелую шею и прижалась к нему всем телом, дрожа не то от возбуждения, не то от ужаса перед тем, что намеревалась сделать. Она, черт побери, собиралась изменить Байрамову!
Примерно через полтора часа Рита, лежа на боку, наблюдала, как мерно вздымается грудь спящего Михаила. Она с удовольствием обозревала его огромное, великолепное тело, вспоминая о том, что это тело проделывало с ней совсем недавно. Самое интересное, думала она, что Михаил Столыпин вовсе не относится к типу мужчин, который нравится Рите. Ее тип – Байрамов с его худым, жилистым телом, резкими, словно вырезанными умелым скульптором чертами лица, грациозностью движений и язвительным характером. Михаил ничем не напоминает ее мужа. Он по-своему привлекателен и умеет доставить удовольствие. Рита с нежностью дотронулась до его руки там, где бугрился внушительный бицепс. Секс с Михаилом был похож на операцию спецназа по захвату террористов – такой же сокрушительный и опустошающий, с одним лишь отличием: он гораздо приятнее.
И, самое главное, копаясь в собственных ощущениях, Рита не чувствовала ни малейшего раскаяния от того, что лежит в постели с мужчиной, который не приходится ей мужем, и млеет от счастья. Видимо, Варька права, что ставит секс вторым по важности занятием – сразу после шопинга. «Пожалуй, – подумала расслабленно Рита, – стоит поменять цифры местами!»
Евгений не успел нажать на кнопку «вызов», расположенную на уровне его глаз, как тяжелые металлические ворота стали медленно открываться. Он вошел на территорию усадьбы Олеси и Кемаля Сезер и огляделся. Вид впечатлял. Фасад дома, к которому вела усыпанная гравием дорожка, не отличался внушительностью или изысканной красотой – он был довольно скромным. Зато все вокруг засажено розовыми кустами и азалиями, источающими в это время суток неповторимый аромат. Вдоль фасада высажены пальмы в кадках, а позади дома виднеется кипарисовая аллея.
Олеся шла ему навстречу по дорожке. Выглядела она, как всегда, великолепно: с распущенными черными волосами, струящимися по спине и блестящими, как смола на солнце, она выглядела моложе, чем со строгой прической, к которой Женя успел привыкнуть за время их общения. Перед отъездом в Стамбул Олеся решила пригласить соотечественника в гости и накормить его хорошим русским ужином.
– Кемаля сегодня не будет, – сказала Олеся, пожимая руку гостя в знак приветствия. – Он уехал в Измир.
Непонятно, по какой причине, но это заявление обрадовало Евгения. Они вошли в дом, и он понял, что хозяева просто не хотели выставлять напоказ свое богатство. Интерьер дома оказался настолько же роскошен, насколько скромен был фасад. Паркетные полы сверкали, повсюду висели зеркала, делающие и без того просторные помещения еще больше. На тумбочках с витыми ножками стояли вазы со свежесрезанными цветами, а шелковые ковры добавляли комнатам уюта.
Олеся провела Женю в столовую. Французское окно во всю стену открывало великолепный вид на сад. Его створки были широко раздвинуты, и ветер доносил пряный вечерний воздух, шевеля занавески.
– Ужин еще не совсем готов, – сказала Олеся. – Располагайтесь, можете побродить по дому. Если заблудитесь – кричите.
С этими словами Олеся исчезла за дверью, оставив капитана в полном одиночестве. Сначала он присел в красивое плетеное кресло, но потом решил воспользоваться разрешением хозяйки осмотреть дом. Он оказался огромным – слишком огромным для двоих, думал Фисуненко, переходя из одной великолепной комнаты в другую. Убранство апартаментов поражало восточной роскошью: мебель из красного и черного дерева, ковры ручной выделки, картины в тяжелых рамах и повсюду – множество шелковых подушек разных цветов и размеров. В углу одной из комнат Женя заметил серебряный кальян.
Наконец, он оказался в ничем не примечательной комнатке, окна которой выходили на задний двор. Нечто привлекло его внимание. Он замер на месте, еще не понимая, что заставило его помедлить, но это чувство появлялось у Евгения каждый раз, когда его сыщицкая интуиция внезапно начинала действовать независимо от него самого.
Фисуненко огляделся. Комната, не так богато обставленная, как предыдущие, производила впечатление нежилой. Здесь так же чисто прибрано, но не похоже, чтобы это помещение часто посещалось. Почти нет мебели, только круглый стол у окна, пара кресел и книжный шкаф. Жене пришло в голову, что это – единственный книжный шкаф в доме, и он, очевидно, принадлежит Олесе, потому что практически все надписи на корешках книг – на русском языке. Евгений начал рассматривать книги, пока не наткнулся на две без названий. Это заинтересовало Фисуненко, и он взял одну в руки.
Это оказалась вовсе не книга, а выпускной фотоальбом. На первой странице он увидел фотографию Олеси, а под ней год окончания школы и имя – «Олеся Ромашова». На снимке у нее две толстых косы и по-детски наивный взгляд, но в остальном, вынужден был признать Женя, Олеся мало изменилась. Ее лицо по-прежнему прекрасно, а глаза все так же синеют из-под длинных черных ресниц. Наверное, второй альбом принадлежит Кемалю? Чтобы проверить догадку, Евгений раскрыл его и увидел лицо незнакомой девушки. Она не была красивой и даже хоть чуточку привлекательной: худое треугольное личико, острый нос, большие карие глаза и тонкие, сжатые в ниточку губы… Видимо, это и есть сестра Олеси. Что ж, ничего общего, даже странно! Женя уже собирался поставить альбом обратно на полку, как вдруг его взгляд упал на подпись, где значился год окончания школы и имя «Татьяна Пелагина». Пелагина… Пелагина… Фисуненко показалось, что какая-то мысль мечется у него в мозгу, пытаясь выбраться на поверхность. Пелагина… Он схватился за свой мобильник и, услышав на другом конце сонный голос, тихо сказал:
