— То есть, — сказал я, — в вашем случае все сны Веры Павловны сбылись?
Она вздохнула.
— Нет. Не так. Трудолюбие… добрые отношения друг к другу — все это идеализм. Будь ты хоть тысячу раз трудолюбив и добр к людям — это ничто без таланта. Трудолюбие помогает талантливым. Бездарным оно не приносит ничего, кроме разочарования. Я была как эта девушка Лиза — та, которую сегодня отчитывала там, в швейном цехе. Она недавно приехала из-под Мурома. Никакого опыта еще. Но у меня оказался талант — когда я после обучения поступила закройщицей к мадам Войткевич, я вдруг поняла, что могу создавать платья одно лучше другого. Мне это нравилось, потому что талант сидел внутри меня и просился на свободу. Откуда он взялся, где в Шутилово я подцепила эту инфекцию таланта, в каких лопухах? Не важно. Вы и сами, Владимир Алексеевич, талантливы в своем деле. Вы и сами понимаете, что когда талант попадает в правильную профессиональную среду, когда он набирается опыта, то все начинает складываться само собой. И все человеческие качества, которые мы так ценим в талантливых людях, — это производное от работы. Гений и злодейство — две вещи несовместные, не так ли? Чем больше людей ты вовлекаешь в свою работу — тем добрее ты к ним становишься, потому что иначе они не захотят точно и с удовольствием выполнять поставленную тобой задачу. Отсюда — ответственность не только за себя, но и за них. Чем выше ты хочешь подняться, тем больше ты должен учиться и работать — отсюда трудолюбие даже у самых ленивых. Ты должен подмечать каждую деталь, продумывать каждый шаг — отсюда гибкость ума и желание учиться. И ты хорошо знаешь, как тяжело все это дается, — отсюда скромность. Люди, которые просто плывут по течению, которым все дается легко, как правило, нескромны, равнодушны и тупы. И бездарны. Потому что им не надо трудиться по-настоящему. Не так ли?
Я кивнул.
— И они не знают цены заработанных денег. А я знаю. Знаю цену каждой копеечке. Да, у меня теперь много денег. Но все они не для праздника, нет. Они для работы. Вот почему меня так злит, что кто-то постоянно хочет меня ограбить. Я встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Внизу шли люди, ехали экипажи, телеги. Мой Иван сидел на облучке пролетки, дожидаясь. Небо было сплошь обложено облаками — уже почти зимними, холодными.
— Знаете, Надежда Петровна, — повернулся я к Ламановой, — это так странно… Когда смотришь на всех этих дам и господ, одетых красиво, по последним парижским и венским модам, кажется, что ваша работа — это постоянный легкий праздник. Что-то эфемерное, веселое, легкомысленное. Мир вечной красоты и беззаботности. Как-то в голове не укладывается, что вся эта одежда — плод тяжелого труда. Я видел раньше портных на Хитровке — они сидели сутками на своих столах при свете свечи, с исколотыми пальцами, вечно пьяные, грязные, почти голые, потому как все деньги тут же пропивали. Перешивали краденое, ставили заплатки, перелицовывали… Видел их мальчишек-подмастерьев, худых, бледных и постоянно голодных. Но никогда не соотносил их с миром моды. Мне казалось, что вот они — трудяги. А ателье, подобные вашему, — это нечто совсем другое…
— Ах, Владимир Алексеевич, — нервно улыбнулась Ламанова, — мое ателье — это островок в море! Знали бы вы, как создается вся та одежда, которую носят в России! Сколько в ней пота, слез и жестокости. Только в Москве более тысячи магазинов готового платья. А шьется оно вовсе не в ателье. Впрочем, я вам потом расскажу, если будет интересно. Это очень грустно. Лучше вернемся к нашей проблеме.
— Конечно. Что вам сказали те люди, которые предъявили письмо?
Ламанова вздохнула:
— Что, если я не уплачу этого так называемого долга, они сожгут мое ателье.
Я фыркнул:
— Какая ерунда!
— Вы думаете?
— Конечно! Кто посмеет вот так, в центре города, сжигать ателье такой знаменитости, как вы?
— Мне показалось, что они говорят совершенно серьезно.
— Как такое может быть серьезным? Они назвали хотя бы, кто именно прислал их с письмом?
— Нет. Но они оставили свою визитную карточку. Я с удивлением посмотрел на нее.
— Что они оставили?
— Свою визитную карточку, — сказала Ламанова. Она открыла верхний ящик стола и достала оттуда продолговатый кусочек плотной бумаги. — Вот.
Я взял визитку и прочитал: «Ваш ангел-хранитель. Услуги безопасности». Вот так так!
— Разрешите, я заберу эту карточку с собой?
— Конечно. Вы знаете, кто это?
— Знаю.
— Это серьезные люди?
— Да. Ламанова поморщилась.
— Значит, проблема все-таки существует?
— Думаю, что мне удастся ее решить.
В глазах Ламановой впервые за сегодняшнюю нашу встречу затеплилась надежда.
— Вы уверены?
— Думаю, да. Честно говоря, я хорошо знаком с хозяином этой конторы. Мало того, он мне несколько раз помогал — конечно, за деньги. Но что еще более интересно, он мне помогал и в вашем случае — например, нашел для меня того фотографа, который пытался вас шантажировать. Брата первого шантажиста. — Как странно.
— Да, странно, — согласился я. — Впрочем, эти люди хорошо известны в определенных кругах. В том числе и как специалисты по выбиванию долгов. Так что их могли просто нанять. Но если это так, а это, по-видимому, именно так и есть, то я надеюсь узнать имя нанимателя. Однако…
— Что?
— Тут могут потребоваться деньги. Конечно, не такие большие, как те, что с вас требуют. Для того, чтобы перекупить контракт на вас. Ламанова помрачнела.
— Может быть… У меня есть немного отложенных денег, но я собиралась потратить их на постройку дома — там требуется докупить леса.
— Это еще не точно. Возможно, мне удастся решить дело и без этого, — сказал я, скорее чтобы подбодрить Надежду Петровну.
— Хорошо, Владимир Алексеевич. У меня вся надежда только на вас. Я по-прежнему не могу обращаться в полицию, потому что иначе вся эта история всплывет в прессе. А рисковать именем мне нельзя — особенно теперь.
— Да, — кивнул я. — Театр. Как продвигается работа над костюмами?
— Мы торопимся. Пришлось часть мужских костюмов передать знакомому подрядчику. Но для главных героинь я все делаю здесь. А тут еще новый заказ от Елизаветы Федоровны — после дефиле она заказала мне полдюжины платьев. В другой раз я бы радовалась. А теперь столько работы! Мне пришлось набрать новых портних. А они — вы видели Лизу. Одна из новых девушек. Опыта мало, приходится их ставить на самую простую работу и постоянно следить.
— Хорошо, — сказал я, вставая со стула. — Сколько времени дали вам эти господа для ответа? — Два дня.
— Понятно. Сейчас я поеду прямо в эту контору и выясню, в чем дело. А вы забудьте про беспокойство — я доложу вам про результаты, как только они появятся.
— Владимир Алексеевич! Вы чудесный! — Ламанова наконец-то улыбнулась своей обаятельной легкой улыбкой. На этом мы и распрощались.
