Ждать пришлось до самого Кливдена.
Много позднее, вспоминая слова сэра Уинстона, Иванов признавал, что старик-то по сути дела был прав, называя русских варварами, а события 17-го года — национальной трагедией России. Тогда в начале 60-х этих взглядов он не разделял и разделять не мог. Долголетнее и настойчивое промывание мозгов полностью очистило его сознание от зачатков каких бы то ни было сомнений. Верный ленинец и преданный Родине офицер, Иванов был уверен в своей коммунистической правоте. Назидательная проповедь главного идеолога империализма сэра Уинстона Черчилля лишь укрепляла его в этой уверенности.
Остыв и взяв себя в руки в тот вечер, он попытался воспроизвести в памяти те прочитанные им куски из письма с информацией о новой европейской стратегии НАТО. Погрузившись в работу, он, как всегда, забывал обо всем.
Еще он подумал о том, что к подобным поездкам — а их к тому времени становилось благодаря доктору Уарду все больше — необходимо готовиться тщательнее. Хотя бы для того, чтобы не просто фиксировать документы, которые попадались ему на глаза, а копировать их.
В понедельник утром он представил резиденту отчет о материалах, увиденных им в доме Черчилля. А потом заказал для себя у техника резидентуры миниатюрный фотоаппарат «Минокс». Супругу же попросил пришить дополнительные внутренние карманы к его пиджакам.
Глава 17
Визитеры
— Женя, брось на пару дней все дела и займись нашей гостьей, — сказал, как отрезал резидент, тут же отрекомендовав Иванова находившейся в его кабинете даме средних лет с миловидной девушкой, очевидно, дочерью.
Так летом 1961 года к гуще навалившихся на Иванова в ту пору дел добавилось еще одно — сопровождение в Лондоне супруги начальника ГРУ генерала армии Ивана Александровича Серова с дочерью. Вера Ивановна, жена «главного шефа», и Светлана Ивановна, дочь начальника советской военной разведки, оказались в Англии в составе делегации ученых, но к миссии последних не имели, естественно, никакого отношения.
Вере Ивановне было сорок семь лет. Уроженка станицы Усть-Медведицкой Ростовской области, она вышла замуж за Ивана Александровича Серова в 1933 году, когда тот служил командиром разведбатареи 9-го артиллерийского полка Рабоче-крестьянской Красной Армии в Краснодаре. Вера Ивановна родила ему двух детей: в 1933 году сына Володю и в 1939-м — дочь Светлану.
Нельзя сказать, что поручение резидента Иванов встретил с восторгом. У него всегда было очень много работы, но в то лето навалилось все сразу. Назревал Берлинский кризис. Поездки в Кливден к лорду Астору и в лондонский особняк Джона Профьюмо к Валери Хобсон стали приносить неплохие результаты, да и доктор Уард снабжал его все более весомыми сведениями, требующими тщательнейшей профессиональной проработки.
Разведчику было некогда развлекать мадам Серову и ее дочь. Да и стремлением выслужиться перед начальством Иванов никогда не отличался, что, впрочем, не способствовало его продвижению по службе. Но приказ есть приказ. Поэтому два жарких июльских дня Иванов был вынужден прислуживать дамам, к которым не питал никакой особой симпатии. Уж слишком одиозной была фигура самого Серова, с которым Иванов не раз сталкивался в коридорах ГРУ и о стычках с которым ему неоднократно рассказывал его тесть Александр Федорович Горкин, проработавший немало лет сначала секретарем Верховного Совета СССР, а затем председателем Верховного суда Советского Союза.
Старик Горкин время от времени давал своему зятю, молодому офицеру военной разведки Евгению Иванову, один и тот же совет, постоянно забывая, что повторяется:
— Женя, держись подальше от своего шефа.
Александр Федорович был человеком строгих правил и никогда за всю свою долгую жизнь, — а прожил он ни много ни мало девять десятков лет, — не позволял себе произнести ни одного матерного слова. Но когда речь заходила о Серове, он каждый раз едва сдерживал себя от площадной брани в его адрес.
— Ух, этот Иван, этот… — скрипел зубами Александр Федорович, стараясь подавить возмущение…
Как-то на подмосковной даче в Снегирях, во время прогулки, тесть в очередной раз вспылил на Серова:
— Сегодня было совещание в Кремле. Твой шеф так раскомандовался, будто стоял на плацу перед вверенным ему полком. Слушать никого не хотел. Всем брался указывать. А сам-то — ну да ты его знаешь, Женька, — низкорослый, голосок тонкий, то и дело срывается. И вот этот человечишка то и дело вскакивал с места, прерывал выступающих и начинал присутствующим свою волю диктовать. Пришлось мне вмешаться. Я ему и говорю: «Товарищ Серов, уважайте аудиторию! Что это за манера постоянно командовать!» И что ты думаешь, он остановился? Ни боже мой. Продолжал в том же духе. Я его одернул второй раз, третий. Только тогда его, наконец, проняло. Успокоился твой генерал.
— Что это вы, Александр Федорович, так неравнодушны к моему главному шефу. С чего бы это? — поинтересовался однажды Евгений Михайлович.
— С чего, Женя? — переспросил тот. — А ты поинтересуйся, за что Серов получал от Сталина полководческие ордена или звание героя. Думаешь, за борьбу с фашистами? Нет. За истязание собственного народа. За услуги жандарма и палача.
Иван Александрович Серов начал свое восхождение к высотам власти в 1939 году. Тогда он, не слишком удачливый выпускник Военной академии имени М. В. Фрунзе, нежданно-негаданно попал под так называемый «бериевский призыв». Майор-артиллерист понравился Лаврентию Павловичу Берии и вскоре стал генерал-майором. Его назначили сначала заместителем начальника московской рабоче-крестьянской милиции, через пару недель — уже ее начальником, а через шесть месяцев — ни много ни мало министром внутренних дел Украины и по совместительству заместителем наркома НКВД.
Такой головокружительный взлет простого офицера-артиллериста, впрочем, мало кого мог удивить в то время. Шла жестокая чистка кадров Красной Армии, точнее говоря, расправа над ней — более сорока тысяч офицеров стали ее жертвами. На смену расстрелянным и сосланным в ГУЛАГ командирам становились малоопытные, но беззаветно преданные сталинскому режиму новобранцы.
На Украине в 39-м судьба свела Серова с Хрущевым, где тот возглавлял республиканский ЦК. В грозные годы репрессий они поддерживали друг друга. Оставались друзьями и в пору военного лихолетья и после войны.
Хрущев относил Серова к наиболее надежным и верным своим союзникам. Доверие это прошло испытание временем. Не случайно в июле 53-го Хрущев предложил членам Президиума ЦК именно кандидатуру замминистра внутренних дел Серова для организации ареста Лаврентия Павловича Берии. Тот после смерти Сталина вновь возглавил Министерство внутренних дел и Министерство госбезопасности — главные оплоты власти в стране. Хрущев эту реставрацию властных полномочий Берии рассматривал как претензию на абсолютную власть и решился на физическое устранение опасного соперника.
Арест Берии и его ликвидация были возложены на генерала Москаленко. Кандидатура Серова тогда не прошла. Зато позднее решением Хрущева он сменил Игнатьева, ставленника Маленкова, на посту руководителя Лубянки. Вскоре, впрочем, Хрущев снял и самого Маленкова с должности премьер-министра страны. Никита Сергеевич смещал с кремлевского пьедестала всех, кто мешал его единоличной власти.
