– Ладно-ладно. – Он улыбнулся и добавил: – Продолжать я не планирую. Мне кажется, я и так сделал достаточно…
Из-за склона показалась рыжая макушка, а затем круглое веснушчатое лицо. Меджик нес тяжелый пакет, бережно прижимая его к груди. Следом за ним появились Прицеп и Сапер с шампурами и охапкой сухих веток.
– Вы чего так долго? – крикнул Гарик, подбегая к Артему, забирая у него пакет с мясом для шашлыка и ныряя туда носом. – Классно пахнет!
– Я тоже голодный. – Сапер свалил дрова на камни и принялся выкладывать из булыжников импровизированный мангал.
– Иваныч не придет? – спросил Самсонов.
– У Иваныча свидание, – ответил Прицеп, усаживаясь на теплую гальку.
– Серьезно? – оживился Гарик. – И с кем?
– Это тебя вообще не должно касаться! – Саша взяла шампур и ткнула его под ребро.
– Ай! Ты чего творишь!
– Ничего такого, чего бы ты не заслуживал!
Сапер разжег костер и теперь стоял с деловым видом, то и дело поправляя ровно уложенные полыхающие сучья. На несколько минут все умолки, зачарованно наблюдая за пламенем. Небо постепенно темнело, приобретая насыщенный сине-фиолетовый оттенок.
Волны мерно накатывали на берег, со стороны лесистого склона доносился стрекот цикад. Из расщелины в скале причудливо торчали скособоченные сосны.
Саша украдкой бросила взгляд на Прицепа, чье лицо в оранжевом свете костра выглядело спокойным, почти умиротворенным. Скорбь, завладевшая им после потери лучшего друга и которая, казалось, никогда не исчезнет, постепенно рассеялась. После суда над Бажиным, где было доказано наряду с прочим совершенное им убийство Малыша, Василия будто подменили. Он словно выдохнул, сбросил с плеч непосильную ношу. Он все еще оплакивал друга, но прежде клокотавшая внутри ярость уже не отравляла его. Правосудие восторжествовало, и на лице Василия все чаше появлялась улыбка.
– Думаю, можно уже класть шашлык, – нарушил тишину Меджик, кивнув на костер. Саша шагнула к пакету с мясом, случайно наступив Гарику на ногу. Тот драматично воздел руки:
– Откуда в тебе столько ненависти ко мне, Санька?
– Извини! Я не специально!
– Вот неизвестно, что хуже: когда гадят специально, но один раз, или когда не специально, но, зараза, постоянно!
Все засмеялись. Саша и Сапер принялись нанизывать мясо на шампуры, чем очень заинтересовали ротвейлеров. Те уселись в полуметре от аппетитно пахнущего мяса и не сводили с него немигающих глаз. Буч громко облизнулся и слегка подался вперед, не в силах выдержать искушения.
Сапер сжалился и подкинул собакам по кусочку, те поймали лакомство на лету и заглотили, не жуя. Самсонов усмехнулся:
– Не поддавайся на провокацию, я их покормил перед прогулкой.
– Они, по ходу, с тобой не согласны, – хмыкнул Гоп, усаживаясь по-турецки рядом с Сашкой с намерением помочь. Они одновременно потянулись за очередным куском и коснулись пальцами. Саша вспыхнула и смущенно одернула руку.
* * *
Самый нежный цвет у вечернего моря. Серебристо-голубой, подернутый мягкой туманной дымкой. Вечернее море, утомленное, распаренное после жаркого дня, жаждущее покоя, нравилось Лике больше всего. От мороженого в вазочке поднимался пар, сосны источали терпкий хвойный аромат, от которого хотелось зажмуриться и закружиться, раскинув руки.
Вдоль набережной неспешно гуляли пенсионеры и семейные пары с детьми. Через час, максимум два, когда солнце сядет и город окутают сумерки, произойдет плавная смена поколений – на улицу высыпит молодежь, отдохнувшая после дневного пребывания на пляже и готовая к ночному марафону.
От пристани готовился отчалить пароход, набравший пассажиров для романтического вояжа, продавец билетов зазывал не упустить последний шанс встретить рассвет в открытом море:
– Две минуты до отправления! Подарите своей девушке незабываемое путешествие!
Лика поправила сползшую с плеча невесомую накидку и подумала: как ей вообще могло прийти в голову отказаться от всего этого? Уехать неизвестно куда, неизвестно с кем! И ради чего, спрашивается? А ведь она считала себя умной женщиной.
– Еще вина?
Лика улыбнулась, подняв на своего спутника глаза:
– Да, спасибо.
Сомов наполнил бокал и протянул ей. Она отпила один маленький глоток и отставила бокал.
Это было странное лето. Самое странное из всех.
Как удивительно быстро из памяти стираются травмирующие эпизоды! Всего полгода назад Лика пережила страшную драму, а сегодня вспоминает об этом без содрогания, словно вовсе и не с ней это случалось. Родной город приносил ей утешение, залечивал раны.
Сначала она долго не понимала, что Сомов и Асадчий пытались до нее донести. Она слышала набор звуков, не имеющий никакого отношения к реальности. Бред, лишенный элементарного смысла.
А потом до нее дошло.
Позже она поймет, что эти двое поступили правильно, утаив от нее истинное положение дел. Узнай она тогда, что это Руслан напал на Сашу, ни за что не смогла бы остаться с ним наедине. Как следствие – заказчик бы ушел от правосудия, и убийство Бажиным Малыша осталось бы недоказанным. Да, она поймет это позже. Но тогда, осознав обман, Лика впала в настоящее бешенство.
– Да как ты мог! – Она молотила Сомова кулаками, выплескивая ярость. – Как ты мог так со мной поступить! Я лежала с ним в одной постели! В одной постели! После того, как он едва не убил мою дочь!
Она рыдала, выкрикивая проклятья, и больше всего на свете хотела перегрызть Сомову глотку, когда он схватил ее и сгреб в охапку своими большими ручищами. Она вырывалась, трясясь в припадке, но он и не думал отпускать ее. Она орала, пока не сорвала голос, а он молчал и не разжимал объятий. А затем Лика обмякла, истратив всю до капельки энергию, и потеряла сознание.
Она знала, что никогда не простит их обоих. Но прощения и не понадобилось.
Лика увидела Бажина в суде. Сексуальная прежде щетина отросла в неопрятную бороду. Серые, полные тайны глаза, теперь казались чужими и бездушными. Он стоял за решеткой, напряженный, с плотно сжатыми губами, и безучастно смотрел прямо перед собой. А потом их взгляды встретились.
Лика всегда считала, что фраза «волосы зашевелились на голове» – художественная метафора. Но в тот момент ее прошил столь бесконтрольный, животный ужас, что она совершенно четко ощутила, как поднимаются от корней до самых кончиков ее волосы. Она смотрела на человека, ради которого собиралась бросить все, к чему привыкла и чем дорожила, и не узнавала его. Внешне он остался прежним, те же лицо и фигура, та же мимика… Но теперь Лика видела его истинную сущность.
Это был монстр. И этот монстр смотрел на нее… с теплотой! Как если бы исчадие ада протягивало к тебе ладонь…
– Матвей зовет на следующих выходных обмывать новое звание.
