– Что-нибудь не так? – спросил он.
Я заколебался, поскольку не знал, что думать. Может быть, Уэстон подтасовал результаты? Может быть, он тоже участвует в заговоре и помогает подставить Арта Ли? Нет, это нелепо: Уэстона не купить. В его-то возрасте? Он не продаст свое доброе имя ни за какие деньги и блага. К тому же он не принадлежит к числу закадычных приятелей Рэнделлов, и у него нет причин подменять отчет.
– Да, – ответил я. – Ваш микродиагноз. Он меня озадачил.
– Вот как? – откликнулся он, невозмутимо попыхивая трубкой.
– Я просмотрел образцы, и, по-моему, на них видны признаки истощения. Вот я и подумал…
– Вот что, Джон, – с усмешкой проговорил Уэстон, – я и так знаю, что вы сейчас скажете. Чтобы я посмотрел образцы еще раз. – Он улыбнулся мне. – Я уже смотрел, и даже дважды. Такое важное вскрытие надо делать как можно тщательнее. Когда я смотрел образцы первый раз, у меня было такое же чувство, как у вас: я заподозрил пониженную функцию гипофиза, отразившуюся на трех органах – щитовидке, надпочечниках и гонадах. После этого я опять осмотрел органы. Как вы сами заметили, они выглядели почти нормально.
– Возможно, болезнь была на ранней стадии, – предположил я.
– Да, возможно, – согласился Уэстон. – В том-то и сложность. Мы ведь хотели взглянуть на мозг, поискать признаки новообразования или отмирания. Но это невозможно: нынче утром останки были кремированы.
– Понятно.
Он улыбнулся.
– Присядьте, Джон, а то я нервничаю, когда вы нависаете надо мной. – Я сел, и Уэстон продолжал:
– Осмотрев органы, я вернулся к образцам. На сей раз уверенности у меня поубавилось. Я начал сомневаться и решил посмотреть другие случаи пониженной функции гипофиза, изучить старые образцы. Наконец я посмотрел взятые у Карен срезы в третий раз. К тому времени я уже понимал, что расстройство деятельности гипофиза вполне может быть ошибочным диагнозом. Чем дольше я глядел, тем менее уверенно чувствовал себя. Мне было необходимо какое-то подтверждение – патология в мозге, рентгеновский снимок, гормоны крови. Вот почему я позвонил Джиму Мэрфи.
– А, так вот в чем дело.
– Да. – Трубка погасла, и Уэстон снова раскурил ее. – Я подозревал, что вы взяли кровь, чтобы провести гормональный анализ, и что попросите об этом Мэрфи. Мне стало любопытно, закажете ли вы и другие гормональные анализы – на тиреотропный гормон, АСТН и так далее.
– Почему вы просто не позвонили мне?
– Я звонил, но в лаборатории сказали, что не знают, где вы.
Я кивнул. Его слова звучали вполне убедительно. Я почувствовал, как мои мышцы медленно расслабляются.
– Кстати, – добавил Уэстон, – насколько я понял, недавно Карен просвечивали голову. Вы не знаете, что на снимках?
– Ничего. Все в норме.
Уэстон вздохнул:
– Жаль.
– Но я могу сообщить вам кое-что занятное. Рентген сделали, потому что Карен жаловалась на ослабление зрения.
Уэстон снова вздохнул:
– Джон, известно ли вам, что чаще всего приводит к ухудшению зрения?
– Нет.
– Недосыпание, – сказал он и сжал зубами мундштук своей трубки. – Как бы вы поступили на моем месте? Поставили диагноз на основе жалобы, которая привела к просвечиванию, давшему отрицательный результат?
– Образцы наводят на размышления, – напомнил я ему.
– Но и только, – Уэстон медленно покачал головой. – Случай и без того запутанный, и я не собираюсь усугублять неразбериху, предлагая диагноз, в правильности которого не уверен. Ведь меня могут вызвать в суд и заставить доказывать свою правоту. А я предпочел бы не высовываться. Если обвинение или защита пожелают найти патологоанатома, который проанализирует материалы и выступит в суде, – что ж, прекрасно. Данные здесь и доступны всем. Но я не намерен идти в суд. Мой свидетельский опыт кое-чему научил меня.
– Например?
– Никогда не занимай позицию, если не уверен, что сможешь отразить любой натиск. Может быть, это и звучит как памятка для генерала, – с улыбкой добавил Уэстон. – Но ведь зал суда – это театр военных действий, пусть и весьма вежливых.
4
Надо было встретиться с Сандерсоном. Я обещал зайти. А теперь, в придачу, отчаянно нуждался в его совете. Но едва войдя в вестибюль Линкольновской больницы, я столкнулся с Гарри Фэллоном.
Он робко брел по коридору в дождевике и надвинутой на глаза шляпе. Гарри – интерн, и у него обширная практика в Ньютоне. Кроме того, прежде он был актером. То ли клоуном, то ли еще кем. Я поздоровался, и Гарри медленно приподнял шляпу. Его глаза налились кровью и покраснели, лицо имело болезненно-желтый оттенок.
– Я пдасдудився, – сообщил он мне.
– К кому идешь?
– К Гордону. Главному ордидатору. – Гарри достал бумажную салфетку и оглушительно высморкался. – Нафчет моей пдастуды.
Я засмеялся:
– Ты что, ваты наглотался?
– Бадьфое фпафибо, ддуг, – он шмыгнул носом. – Но это де ффмефно.
Разумеется, тут он был прав. Простите за каламбур, но все практикующие врачи боятся любой хвори как чумы. Даже пустячной простуды. Считается, что болезнь подрывает авторитет, мешает так называемому «контакту с пациентами», а посему любой мало-мальски серьезный недуг мгновенно и наглухо засекречивается. Когда гломерулонефрит Хенли перешел в хроническую форму, он принял все возможные и невозможные меры, чтобы сохранить это в тайне от пациентов. Даже к своему лечащему врачу ходил среди ночи, крадучись, словно вор.
– Не похоже, чтобы ты серьезно простудился, – заметил я.
– Ха! Кхе-кхе! Ты так полагаеф? Пофлуфай-ка, – он снова высморкался, протяжно и гулко. Звук напоминал нечто среднее между ревом клаксона и предсмертным хрипом бегемота.
– И давно это у тебя? – спросил я.
– Дба ддя. Дба погадых ддя. Бодьдые дачали замечать.
– Что принимаешь?
– Кодоплю. Дучше вфего при вируфе. До вефь мир сговорился против медя, Джон. Мадо того, что профтыл, так сегодня еще и оштрафовали.
– Оштрафовали?
– Да. За стоянку во втором ряду.
Я захохотал, но где-то на задворках моего сознания копошился маленький червячок беспокойства. Как будто я забыл нечто важное, то, что должен был помнить и не имел права упускать из виду.
Это было странное чувство. И весьма неприятное.
* * *
Сандерсона я застал в патолаборатории – квадратном зале, заставленном складными стульями. На стене висел экран, напротив него стоял проектор. Здесь проводятся совещания, делаются обзоры вскрытий, причем все это происходит почти непрерывно, и редко когда удается заглянуть сюда, чтобы покопаться в книгохранилище.
