Тем самым фон Манштейн стремился доказать, что военное руководство ни юридически, ни фактически не могло нести никакой ответственности за внешнеполитические решения своего правительства. Гитлер поставил военных перед уже готовыми решениями. В частности, так произошло, по мнению фон Манштейна, при разработке плана «Fall Weiß» о развязывании войны против Польши. Он также отрицал ответственность военных руководителей Германии за подготовку и развязывание наступательной войны против Англии и Франции и агрессивной войны против Советского Союза. Все сваливалось на Гитлера. Фон Манштейн отмечал:
«На этот случай не было готово никаких планов, не сделано никаких приготовлений. Соответствующие карты в 1939 году простирались только до восточной границы Польши. В 1941 году, например, наступавший на озере Ильмень 56-й танковый корпус для того, чтобы получить необходимые карты, был вынужден перепечатывать добытые им русские карты»
[493]
.
По мнению фон Манштейна, решение о нападении Гитлер принял, так как боялся удара в спину со стороны Советского Союза. При этом фон Манштейн ссылался на Конституцию и государственно-правовое устройство Германии, по которым решение вопросов войны и мира было исключительным правом Гитлера. Что касается военного руководства, то оно, считает фон Манштейн, не было уполномочено на объявление войны, не призывало и не подталкивало к ней, а, напротив, везде, где возможно, возражало против ее развязывания.
Фон Манштейн, защищая Генеральный штаб и ОКВ, попытался снять с этих органов военного управления и ответственность за преступления против законов войны и преступления против человечности. Он категорически заявлял:
«Немецкие военные руководители… с самого начала и до конца боролись с вооруженными силами противника по законам военного права. Нет ни одного приказа какого-либо из обвиненных военачальников, который предписывал бы нарушить военное право или хотя бы одобрял подобное нарушение. Никем из них не отдавались приказы не давать пощады или расстреливать военнопленных. В отличие от, например, многочисленных русских приказов, которые требовали “уничтожения всех оккупантов”. Также известно, что, несмотря на все ограничения военной юриспруденции приказами Гитлера, обвиняемые всегда вмешивались в случае нарушения военного права. Такие нарушения были единичными и не были вызваны приказами вышестоящего начальства. Они были реакцией ожесточившихся солдат»
[494]
.
Столь же активно фон Манштейн возражал против обвинений об ответственности военного руководства за разрушения, грабежи и борьбу с партизанами, которых именует «бандами».
«Всякое военное руководство вынуждено во время войны жестко предварять восстания в занятой области, – говорил фон Манштейн, –
если оно не желает проиграть войну. Ни один военный руководитель не оставит своих солдат беззащитными, допустив нападения из засады отсутствием репрессалий или наказаний, и не станет ждать, пока противник не нарушит все законы войны и гуманизма. Международное право создано не для того, чтобы одних защищать, а других игнорировать»
[495]
.
Фон Манштейн особо подчеркивал:
«Наверняка Вторая мировая война – с любой стороны – продемонстрировала тягчайшие нарушения военного права. Конечно, в силу своего тотального характера она повлекла ужасающие преступления против гуманизма. Конечно, нормы международного права, которые ни философски, ни технически еще не развиты, были многократно нарушены. Но ни в коем случае не нужно приписывать это какому-то плану немецкого военного командования. Поскольку они должны были повиноваться приказам, которые противоречили традициям прошлого, они оказались в том же положении, что и проводившие бомбардировки военные других стран»
[496]
.
10 августа 1946 г. генерал-фельдмаршалы фон Рундштедт, фон Браухич и фон Манштейн были вызваны для дачи показаний в качестве свидетелей. При этом речь шла в первую очередь о подготовке наступательной войны, о влиянии военных на ведение войны Гитлером, об убийствах евреев службами безопасности, о приказе об обращении с комиссарами, а также о сопротивлении национал-социалистскому режиму. В своем письме супруге фон Манштейн излагает, как протекал его перекрестный допрос американским и советским обвинителем:
«Они выбрали из нас троих, в том числе меня – так как знали, что я особенно плотно занимался защитой. Кроме того, они знали высказывание руководителя СД в мой адрес о том, что мы [как командиры] знали – по его предположению – о расстрелах евреев. Конечно, это неправда. Они занимались этим тайно. Затем они представили мне приказ 11-й армии. Он должен был доказать недостоверность моих слов. В первой части он был всего лишь пропагандистским приказом, который мне, собственно, и не принадлежал
[497]
. Я видел и подписал его, хотя при всем желании не мог вспомнить его содержание. По поводу второй части я высказался позитивно и очень ясно, что в нем не содержится никакого произвола, или варварства, или нарушения солдатской чести, и фактически он был доказательством в нашу пользу»
[498]
.
Таким образом, фон Манштейн пытался доказать, что изданный по соответствующему образцу приказ определенным образом освобождал от ответственности вышестоящие органы управления.
В начале сентября 1946 г. Браухич, Рундштедт и Манштейн были переведены из английской тюрьмы в обычный лагерь для военнопленных в Бридженде, графство Уэльс. Там фон Манштейн получил разрешение завести маленький сад, чем занимался с удовольствием.
«Здесь это в порядке вещей, и особенно я наслаждаюсь свободой перемещений по лагерю, – пишет фон Манштейн своей жене. –
Мы живем в каменных бараках с отоплением! После 10 месяцев в Нюрнберге застеленная постель, удобные стулья, цветы, накрытый стол в общей столовой, нож и вилка на столе, а не только жестяная миска и ложка – это удовольствия, которые сложно переоценить. Питание довольно простое, но в любом случае лучше, чем у вас в Германии. Все это, а также отсутствие атмосферы ненависти, которая царила в Нюрнберге, кажутся настоящим сокровищем. Очень приятно получать все известные английские газеты. В нашем распоряжении и библиотека»
[499]
.
Весной 1947 г. будущий руководитель федерального ведомства по охране конституции доктор О. Йон по поручению англичан провел в лагере Бридженд так называемую «проверку» семерых пленных, чтобы ответить на вопрос: «можно ли доверять их демократическим заявлениям и соответствуют ли их убеждения настрою остальной массы пленных, либо же их нужно считать опасными нацистами»
[500]
. Результатом этой «проверки» явился вывод о том, что все военнопленные должны быть освобождены в 1948 г. Действительно, в конце июля того же года английский лагерь был расформирован. Генерал-фельдмаршал фон Браухич и генерал-полковник Штраус, заболевшие к тому времени, были отправлены в Гамбург, в британский военный госпиталь. Генерал-фельдмаршалов фон Манштейна и фон Рундштедта перевели в Нюрнберг. Через несколько дней обоих направили в мюнстерский лагерь. Это было связано с тем, что британское правительство намеревалось провести большой судебный процесс по делам находящихся в его руках высших военных руководителей Германии.
