Замысел первого командно-штабного учения предусматривал такое развитие политической ситуации, при которой польская армия могла совершить нападение на Восточную Пруссию или Верхнюю Силезию. По предложению фон Манштейна в учении приняли участие представители министерства иностранных дел Германии. Государственный секретарь министерства иностранных дел Б. фон Бюлов выступал в роли зрителя, а руководитель политического отделения МИД тайный советник Кепке – председателя Совета Лиги Наций. По одному из старших служащих министерства иностранных дел играли роли министров иностранных дел Польши и Германии. За руководителей военных учреждений этих стран выступали офицеры Войскового управления.
По замыслу условный противник (Польша) проводил тайные акции, спровоцировавшие нарастание политического напряжения, которое привело к вмешательству армии, то есть к войне. Военное руководство «польской армии» разработало план агрессии против Германии, а «рейхсвера» – план ее эффективной обороны. Одновременно «министры иностранных дел» обеих стран направили в совет Лиги Наций ноты с целью оказать на нее влияние в интересах своих «государств». Советник посольства в Женеве фон Ринтелен доказывал, что все мероприятия, проводившиеся «польской стороной», обусловлены «исключительно немецкими провокациями», а «представитель Германии» требовал от членов Лиги Наций обратить внимание «на возрастающую польскую угрозу». Кепке, игравший роль «председателя Совета Лиги Наций», не давал никаких обещаний, в том числе по вопросу о создании комиссии для рассмотрения спорных проблем. По оценке фон Манштейна, командно-штабное учение дало пример урегулирования командованием рейхсвера вопросов военного конфликта преимущественно политическими методами.
В начале 30-х годов продолжился обмен военными делегациями Советского Союза и Германии. 24 февраля 1930 г. в Берлин прибыла официальная военная делегация под руководством командующего морскими силами Черного моря В.М. Орлова
[50]
. Члены делегации посетили ряд военно-морских объектов, военно-учебные заведения, корабли и встретились с начальником Главного штаба германского флота контр-адмиралом Ф. Брутцером. Последний во главе делегации рейхсмарине в июле – августе нанес ответный визит в СССР с целью «получить четкое представление о достигнутых успехах, уровне боевой подготовки и дисциплине российского флота».
В ноябре 1931 г. подполковник Э. фон Манштейн в составе делегации офицеров рейхсвера под руководством генерала В. Адама участвовал в переговорах в Москве с наркомом по военным и морским делам СССР К.Е. Ворошиловым и его заместителем М.Н. Тухачевским
[51]
. На этих переговорах обсуждались планы сотрудничества Красной Армии и рейхсвера. М.Н. Тухачевский на встрече с членами делегации рейхсвера отметил, что, несмотря на некоторые достижения, темпы работы совместных предприятий все же чрезвычайно медленны, а техническая база настолько узка, что эффект от совместного сотрудничества крайне неудовлетворительный и не оправдывает себя ни со стороны материальных затрат, ни с политической стороны. Генерал Адам заверил Ворошилова в том, что «рейхсвер твердо уверен в продолжении в будущем тех же дружественных отношений, которые существуют между нами до сих пор». Ворошилов, в свою очередь, отметил, что «дальнейшие наши дружественные отношения будут развиваться и крепнуть»
[52]
. Сотрудничество с рейхсвером, по мнению руководства Красной Армии, давало «возможность следить за развитием техники в Германии и на Западе вообще и перенимать то, что полезно для нас»
[53]
.
В 1932 г. фон Манштейн прошел переподготовку в Московском и Ленинградском военных округах. Здесь он впервые ознакомился с тем, как в Красной Армии на практике решается задача по овладению «формами глубокого боя с одновременным поражением боевого порядка противника на всю его глубину»
[54]
. В сентябре фон Манштен совершил поездку в Ростов для участия в качестве гостя на маневрах Красной Армии. Тогда он и предполагать не мог, что вернется в СССР, но уже в качестве завоевателя.
Фон Манштейн, оценивая в последующем военное сотрудничество между рейхсвером и Красной Армией, писал:
«То, что впоследствии военное руководство укрепляло эти связи в интересах безопасности государства (в частности, в противовес польским претензиям) вплоть до неких форм прямого военного сотрудничества с Красной Армией, о чем было известно президенту рейха, рейхсканцлеру и военному министру, – это не противоречит истине. Но точно так же происходило сотрудничество и в области экономики. До договора Локарно
[55]
подобная опора на великую восточную державу была единственным возможным направлением внешнеполитической деятельности ввиду бедственного положения государства. Когда Штреземан
[56]
, подписав договор Локарно, указал очевидный курс на запад, Секту пришлось смириться с этим – хотя контакты с Красной Армией с ведома правительства сохранились. Тайна, которой по понятным причинам окружалось это сотрудничество, придавала ему большее политическое значение, чем оно имело на самом деле. С немецкой стороны интерес заключался в возможности развития и испытания новых вооружений, а с русской – во влиянии на формирование нашего Генерального штаба»
[57]
.
