Дрозд подумал, посмотрел на жену и сказал:
– Мы черноголовые дрозды. Фамилия простая, Дроссель. А Дроссель – это по-немецки «дрозд».
– Дроссели. Дроссели мы, – запричитала жена дрозда. – Понимаете…
– Пиши Юп. Потерпевший Дроссель, – не стал слушать Мюллер. – Есть тут свидетели?
– Какие свидетели? – раздались голоса.
– Свидетели преступления. Те, которые видели, как своровали гусениц, – объяснил Мюллер.
И тут всё пришло в движение. Птицы бросились в разные стороны, взлетая на ветки и исчезая, пока не исчезли все до единой.
– Я же говорил, дело пустяковое, – и Мюллер достал новый кусок сахару из кармана. – Нет свидетелей, и преступления, скорее всего, нет.
– Что такое? – не поняла жена дрозда, фрау Дроссель.
– Я видела, – раздался сверху чей-то густой бас.
Юп опять задрал голову и заметил в высокой траве напротив гнезда два длинных мягких рога садовой улитки и круглую коричневую скорлупку-домик.
– Гортензия фон Шнеке, – раскланялась улитка. Она разговаривала низким мужским голосом, хотя, несомненно, являлась женщиной.
Юп аккуратно записал имя улитки.
– Ах, фрау Гортензия фон Шнеке, – обрадовался Мюллер и повернулся к Юпу, – Запоминай Юп. Фрау Гортензия фон Шнеке – наша первая помощница. Пишет в полицию письма обо всех нарушителях закона!
– Я не из простых улиток, а из благородных, садовых, – наклонила рожки улитка. – Высоко сижу и вижу: кругом воры. Пропал остров! Все куда-то бегут. Вот раньше было, мне рассказывали родители…
– Вы что-то видели вчера? – не дал ей договорить Юп.
– Разумеется, видела, – сморщила лицо благородная улитка. – Перебивать старших некультурно, молодой человек.
– И вы знаете, кто утащил гусениц? – не отставал Юп.
– Сами они и утащили, – кивнула рогами старуха на дроздов. – Утащили и съели. Шумят, беспорядок нарушают, детей своих обижают, спать людям не дают…
Тут поднялся страшный шум, прилетели новые птицы, скворцы, соседи Дросселей. Птицы взлетали на ветку и снова садились.
– Жаловаться пришла? – кричали птицы улитке. – Никого мы не обижаем!
– Мы не крали гусениц. Я мухи со вчерашнего вечера в клюве не держала, – верещала мама Дроссель.
– Птицы утверждают, вы говорите неправду, – убрал карандаш Юп и посмотрел на Гортензию фон Шнеке.
– И вы станете верить каким-то дроздам? – от обиды улитка спрятала рожки. – Вы, я вижу, новенький.
– Мы должны всё проверять, – Юп немножко волновался.
Ведь он только недавно сделался полицейским мышонком. А дело, как заявил Мюллер, было совсем ерундовое.
– Если вы не прекратите слушать всяких дросселей, а не честных граждан, то я не стану вам помогать, – ответила улитка из домика. – Одни врут, а другие, честные, слова сказать не могут. Разве это справедливо?
– Фрау Гортензия, вы где? – позвал Мюллер.
Но та не высовывалась.
– Не надо так с ней разговаривать, – сделал Мюллер замечание Юпу шёпотом. – Кто нам теперь будет обо всём рассказывать? У полиции помощников немного. Вот теперь разбирайся, как хочешь.
Пришлось Юпу по памяти записать показания. Пока Мюллер вздыхал и раздумывал, Юп влез на ветку куста, перепрыгнул на соседнюю и быстренько облазил и обнюхал гнездо Дросселей. В гнезде среди аккуратно лежащих яичек попадались личинки гусениц, недоеденные мухи и перья. Мюллер так высоко забраться не мог из-за толстого живота. Юпу показалось, он вот-вот найдёт разгадку, потому что в гнезде пахло дроздами и гусеницами, а внизу, в кустах – дроздами, гусеницами и ещё чем-то с привкусом болотной тины. Мы же знаем: Юп Розендааль был очень неглупый мышонок. И папа Розендааль всегда говорил, что из сына выйдет прок.
– Нашли чего-нибудь, младший инспектор? – крикнул снизу старший инспектор Мюллер.
– Здесь, – показал Юп носом вниз, на кусты, – чувствуется запах гнилой травы. А рядом, в гнезде – нет.
– Прекрасно!
– Значит, сюда приходили с болота! – радостно закричал Юп, слезая и отряхиваясь.
– Конечно! – не дав своему ученику договорить, бойко перебил толстый Мюллер, будто бы сам догадался. – Мы напали на горячий след! Сюда прилетали болотные птицы и всех гусениц пожрали. Только что мой помощник с моей помощью унюхал вора. Дело ваше простое, элементарное.
– Погодите, – раскрыл папа Дроссель жёлтый клюв и нахохлился. – Здесь кроме нас никого не было!
– Как не было? – отвечал Мюллер сердито. – Если в птичьем гнезде пахнет болотом, значит, сюда прилетали ваши водоплавающие родственники. Имеете друзей на болоте?
Дроссели и их соседи принялись громко спорить и ругаться друг с дружкой. Гортензия фон Шнеке иногда тоже подавала голос из домика. И снова поднялся такой страшный гвалт, что представить невозможно.
– Видишь, – показал усиками Мюллер, – с кем приходится иметь дело.
Наконец Дроссель-папа вышел вперёд:
– Господин старший инспектор, мне кажется, вы ошибаетесь. Утки сюда не ходят.
Но Мюллер не стал даже и слушать.
– Вы инспектор или я? – выставил Мюллер пухлое брюшко и показал кобуру с пистолетом. – Во-первых, я пока не нашёл уток. А во-вторых, не кричите.
В этот самый миг усов старшего инспектора коснулся запах сладкой ванили, в носу у него зачесалось так, что невозможно было устоять на месте.
– Сами разберитесь, – в носу у Мюллера чесалось всё сильнее. – Уходим, младший инспектор Розендааль!
– Что стряслось? – не понял Юп.
– Этот случай слишком простой, – торопил Мюллер. – Нам пора, у нас другие заботы.
Мюллер с Юпом отбежали на приличное расстояние от гнезда Дросселей, и тогда с хитрым видом старший инспектор прошептал Юпу в ухо:
– Кажется, уже обед. Пойдём, перекусим.
На ходу он обернулся к стоявшему вдали растерянному папе Дросселю и крикнул:
– Зарубите на своём жёлтом носу: сперва разберитесь сами, а потом уж зовите полицию!
Юп поплёлся за старшим инспектором. Ему не понравилось, как разговаривал с птицами старший полицейский. Юп переживал, что ничем помочь Дросселям не смог. И зря они уходят. Мюллер же совсем не переживал, потому что думал о скорой пенсии. Он достал написанные Юпом бумажки, положил их на хлеб, а сверху прижал их кусочком сахара. И вышел бутерброд.
Мюллер принялся задумчиво жевать. Когда двое полицейских мышей дошли до башни, Мюллер доел протокол до конца.
– Мне-то хорошо, через два месяца пенсия. Вот выйду я на пенсию, сяду на стул. Солнце перед закатом, теплынь, стул поставлю на бережке. И начнётся у меня новая жизнь.
