– А как надо? – На этот раз Ингвар не понял, к чему клонит побратим.
– А надо, – Мистина улыбнулся ему почти ласково, – чтобы от моря и до моря все было твое – опять твое – еще раз твое. Ну, кроме Ладоги, конечно. Так ведь оно удобнее?
Ингвар кивнул вслед за ним: само собой. Об этом он думал столько раз!
– Так… чего теперь? – Главной мысли он еще не улавливал.
– Того! – Мистина слегка постучал кубком по столу. – Не за племянника эту невесту надо сватать. А за тебя!
– Меня? – Ингвар подскочил, будто ему предложили пришить вторую голову.
Несколько мгновений оба смотрели друг другу в глаза. Им не требовалось обсуждать изумление князя и то, почему он считает такое сватовство невозможным.
– Я ей слово давал… – начал Ингвар.
– Ты слово давал удалить других жен, пока она не родит сына, – перебил Мистина, не хуже самих супругов знавший всю повесть их брака. – Она слово сдержала: родила сына, да такого боевитого, что знай держись! – Он ухмыльнулся. – Но – одного-единственного. А ты ведь слова не давал и после других жен не брать. Сам знаешь, сколь часто дети мрут. Святше через год меч получать, а что наша жизнь дружинная? Стрела просвистела – и прощай! И кто тогда тебе наследует? Племянник Старый? Или я?
Мистина насмешливо посмотрел на побратима, будто предлагая ему самому оценить нелепость такого исхода.
Ингвар помолчал. Мысль взять вторую знатную жену – такую, чтобы сын от нее смог, в случае чего, стать полноправным его наследником, – ранее никогда не приходила ему в голову. За эти годы он настолько сжился с Эльгой, что ощущал ее как часть себя самого. Не всегда между ними все шло гладко, и она была, прямо сказать, слишком умна и бойка для того, чтобы быть хорошей женой. Но он привык и ценил ее такой, какая она есть, хорошо помнил, чем ей обязан, и обзавестись другой женой казалось ему столь же нелепо, как пришить к телу третью руку.
Но он не мог не признать, что побратим во всем прав. Не дело для князя иметь единственного сына. Какая-нибудь нелепая случайность – и он окажется почти в положении Сверкера, который, весьма возможно, будет принужден передать свои земли не сыну, а зятю.
Эльга… Как ей сказать об этом? Но эту мысль он пока отложил в сторону, как слишком сложную.
– А со Старым как быть? – произнес князь наконец, и Мистина мысленно поздравил себя с половиной победы.
– Не вижу трудностей. Он разумный человек и охотно уступит старшему в роду. И мы легко найдем ему невесту не хуже. Князей на свете много.
– Ну, ты сам с ним объясняйся. – Ингвар покрутил головой. – Я при дружине ему пообещал…
– Объяснюсь, – кивнул Мистина.
На том пиру он поспешил увести мысли дружины от своего отца и указать иного возможного врага и способ поживиться. И только после, ночью, сообразил, что сватовство самого Ингвара к дочери Сверкера принесет всем гораздо больше разных выгод.
По дороге через двор Деляна едва сдерживала слезы. Но крепилась: люди же смотрят, кмети, челядь!
– Ну, что ты опять нахмурилась, как туча осенняя? – Боярыня Ута ласково приобняла ее за плечи.
– Я знаю, зачем князь пришел! – горячим шепотом воскликнула Деляна, обернувшись, не слышит ли кто.
– Да ну! – шутливо удивилась Ута. – Расскажи-ка мне, а то я и не ведаю.
– Судьбу мою губить! Княгиня ведь говорила тебе – когда обручение?
– Скоро, – вздохнула Ута. – Сейчас, пока столько людей в Киеве: и отец, и ладожане. При таких свидетелях почета больше.
– Да мне лучше на осину, чем такой почет!
Ута отворила низкую дверь и пропустила Деляну вперед, чтобы их разговор не услышала челядь. Всю жизнь она прожила в окружении подрастающих девушек и привыкла сперва утирать носы и заплетать косы, потом утешать сердечные тревоги по поводу женихов и давать советы в замужней жизни. Ей не исполнилось еще и тридцати, но она уже чувствовала себя многоопытной, будто сама Макошь.
Изба, куда они пришли, называлась девичьей. Когда-то воевода Свенгельд, тогдашний хозяин, отвел ее для вдовы Держаны, свояченицы зоричского князя Дивислава, и его детей. Держана умерла в то самое время, когда Ингвар стал киевским князем, в избе остались жить две ее племянницы с нянькой. Здесь стояли прялки, ткацкий стан, здесь Ута и ее собственные дочери пряли, шили, ткали. Дивуля и Живляна, дочери Дивислава, уже подросли, несколько лет назад были выданы замуж за воевод и усердно умножали многоликое племя русь. Но осенью и зимой редкий вечер они не наведывались сюда, чтобы рукодельничать возле Уты, много лет заменявшей им мать.
Со временем в девичьей избе поселилась и еще одна девочка. После двух войн между Русской землей и Деревлянью был заключен мир, согласно которому ожидался обмен невестами. Единственная дочь Олега Моровлянина, Предслава, была обручена с юным коростеньским княжичем Володиславом, а его младшая сестра Делислава – с Оддом, сыном Олега. И если встреча Предславы и Володислава была отложена до свадьбы, то Деляну привезли в Киев совсем крошкой – лет трех.
Сначала она жила у княгини Малфриды, воспитываясь вместе с ее дочерью. Потом в Киеве сменилась власть, Олег Моровлянин и Малфрида уехали, а обе девочки остались на попечение новой киевской княгини – Эльги, жены Ингвара. Многие ожидали, что Олег Моровлянин, лишившись киевского стола, разорвет обручение и увезет дочь с собой, но он не сделал этого: не столько ради верности слову, сколько из тех соображений, что родство с деревлянскими князьями ему еще пригодится. Перед вторым Ингваровым походом на ромеев Предслава отправилась в Деревлянь и состоялась свадьба.
Но второй из двух брачных союзов осуществиться не мог. Оди, за четыре года до этого уехавшего с отцом из Киева, уже к тому времени не было в живых.
Когда он последний раз видел свою невесту, ему было одиннадцать лет, а ей восемь. Обычно сыны знатных родов в этом возрасте уже живут в дружинном доме, проводят время за воинскими упражнениями и ждут не дождутся, пока получат меч. Но Оди всегда был равнодушен к забавам вроде рубки палкой крапивы под тыном, зато дружил с младшей сестрой и невестой. Он охотнее проводил время с двумя девочками, чем с другими мальчишками, увлеченно мастерил им кукол из деревяшек и даже вырезал им разную утварь. Для кукол Деляны он однажды сделал крохотную прялку – скамеечку, копыл, веретенце, даже малюсенький пряслень из сердоликовой бусины. Деляне завидовали подружки со всей улицы, а она берегла игрушку, как самое главное свое сокровище. И ждала, когда же наступит срок и Оди принесет ей настоящую прялку, тоже сделанную своими руками, – положенный обычаем предсвадебный дар.
На одиннадцатом году правления Олега Моровлянина Киев пережил тревожные и кровавые события. Русь возмутилась, слишком миролюбивый для нее князь был вынужден уступить место Ингвару сыну Ульва и вместе с семьей покинуть Русскую землю. Оди обещал Деляне, что непременно вернется за ней, когда она подрастет и придет пора выходить замуж. Года полтора спустя ей долго не решались сообщить, что ее жених умер. Ни для кого это не было неожиданностью: каждую весну и осень его трепала лихорадка и мучил кашель, было видно, что он чахнет и не доживет до возраста женитьбы.
