Он оглянулся на кметей, которые уже все собрались вокруг, тараща глаза на будущую княгиню.
– Не знаю, парни, кто эта девка и чья дочь, какого роду! – объявил им Зорян. – А только вижу, что красоты такой более на свете нет, хочу ее себе в жены. А с родней, какая бы ни была, все потом уладим! Выкуп пришлю и все такое. А сейчас недосуг разговоры разговаривать, не увидел бы кто! Надо до утра подальше уйти. Да брось ты это! Больше не понадобится.
Зорян вынул из рук девушки влажную русалочью сорочку-долгорукавку и швырнул на траву. И потянул невесту за собой – бегом через лес, к берегу и спрятанным лодкам. Сверкер убедится, что ему не раззява какой в родню достался! Пока эти местные песни кричали, он белу лебедь и изловил!
Где-то вдали глухо пророкотал гром…
Это было точно как в сказании. «Шел один парень по лесу и вдруг видит – девка волосы чешет…» Сквозь ветви Равдан видел поляну, будто через оконце в зеленых косяках: трава, березы… и девушка, сидящая на низкой толстой ветке, будто на скамье. На ней была обычная девичья сорочка и белая шушка, отделанная тонкой черной тесьмой, и рядом с белыми, в черных пятнах березовыми стволами она казалась их родной сестрой. Будто только что вышла из-под коры и теперь приводит себя в порядок, перед тем как показаться людям на глаза.
В руке она держала гребень и тщательно расчесывала густую волну светло-русых волос, которые через ее плечо свешивались почти до травы. Кажется, они еще были немного влажны. Равдан опустил взгляд, ожидая увидеть, как с концов этих прядей стекают наземь потоки воды. Но не увидел – уже было сумеречно. Однако и сквозь сумерки он видел самое красивое лицо, какое ему только встречалось в жизни. На сердце повеяло отрадой, будто из темного леса вышел на луг, усыпанный бело-золотыми нивяницами.
И чего тут удивляться? Русалка всегда принимает облик красивой девушки, если благосклонна в человеку… или хочет заманить.
В другой раз и другой парень, наверное, постарался бы уйти так же, как пришел, не показываясь ей на глаза. Но только не Равдан и не сейчас. Он ведь и явился сюда ради того, чтобы встретиться с ней. Ему обещали эту встречу. Бросили вызов. И не для того он мял бока зоричским наглецам, чтобы пройти мимо самой лучшей девки Смолянской земли.
– Иди сюда, не бойся! – Русалка придержала руку с гребнем. – Я щекотать не буду!
Оказывается, глядя на нее, Равдан незаметно для себя делал вперед шаг за шагом, пока не вышел из-под ветвей. Ее чары уже завладели им, но вместо тревоги он ощущал нечто близкое к блаженству. Она была будто белый цветок-нивянка, обрызганный летним дождем. Хотелось пойти к ней поближе, прикоснуться… Доставать нож и чертить обережный круг казалось как-то глупо.
Равдан сделал еще несколько шагов и оказался прямо перед ней.
– Я и не боюсь, – хрипло выговорил он. – Я же тебя искал…
Никогда раньше он не затруднялся беседовать с девками, но сейчас находчивость его покинула. Зато отвага осталась.
– Искал меня? – многозначительно повторила русалка и, опустив гребень на колени, внимательно вгляделась в его лицо. Она не так чтобы удивилась. – А почему?
От ее взгляда кружилась голова. Серые, ясные глаза блестели, как звезды, и затягивали, увлекали куда-то, от чего пробирала дрожь и Равдан забывал, где находится.
– Мать велела! – Он с усилием усмехнулся, пытаясь преодолеть смущение. – Всех по невест на Купалии посылают, и меня тоже. Иди, сказала, приведи девку, которая лучше всех…
Это ему сказала не Уксиня, а русалка на ржаном поле, но он сейчас не помнил: обещания, надежды и предчувствия смешались в голове. Сохранилась лишь твердая убежденность, что он должен был прийти сюда и найти ее.
– А твоя мать… меня знает? Ах да… – Русалка сама как будто что-то вспомнила. – Так это… ты и есть?
– Я и есть… к кому тебя послали, – сказал он, имея в виду ее сестер-русалок.
Ведома осторожно встала со своей березовой скамьи, чтобы лучше видеть его лицо. У нее сильно билось сердце. Этого парня она приметила еще на луговине, когда началась драка. Он сам бросил вызов князю Зоряну с Ловати. И благополучно скинул его в реку. Наблюдая за ними из-под берестяной личины, она еще тогда подумала: если Еглута и правда хочет раздобыть ее, Ведому, в жены сыну, сейчас последняя возможность это устроить. Потому что другой жених уже здесь.
Отец, по своему обычаю, ничего не сказал ей прямо. Лишь намекал, что князю Зоряну давно пора жениться, но Ингвар киевский не позволяет ему найти достойную пару, вот ему и приходится участвовать в игрищах, положась на судьбу и надеясь на милость богов… И так выразительно смотрел на нее, что и последняя дура поняла бы, чего он хочет. Ведома ответила, что, уж конечно, такой удалец без милости богов не останется. Отец, казалось, был доволен ее ответом и позволил идти.
Ведома не могла бы точно сказать, чего хочется ей самой. Раз уж ее хитроумный и предусмотрительный отец решил положиться на богов, то и для нее это – самое подходящее. На Купалиях боги каждому судьбу пошлют, кто их об этом попросит. Не было больше бабки Рагноры, по воле которой «судьба» Ведомы так задержалась.
И только когда Ведома увидела на луговине рядом с Зоряном рослого красивого парня, весьма решительно настроенного, у нее вдруг екнуло сердце от мысли, что боги могут послать ей вовсе не ту судьбу, какую хочет отец! И эта мысль внезапно так ее обрадовала, что она сама удивилась. Всем сердцем она желала победы рослому парню, радуясь, что под русалочьей личиной никто не видит ее лица.
И вот: он прогнал соперника и пошел ее искать.
Все указывало на то, что она не ошибается. По его лицу было видно, что в нем голядская кровь, а по речи слышно, что мать его – голядка. Дети голядок перенимают от матерей иноязычный выговор, даже если с рождения слышат от них только словенскую речь. И мать, которая послала его искать ее, Ведому, – это могла быть только Еглута. Какая еще мать во всей земле смолян вот так отправит своего сына на игрище за княжьей дочерью!
– Ведь твоя мать – Ве… ведунья? – спросила она, не решившись назвать Ведьму-рагану.
– Еще какая.
– А как… тебя зовут?
– Равдан, – ответил он, не успев сообразить, можно ли называть русалке настоящее имя.
Но ничего страшного не случилось: она не захохотала дико, не обернулась уродливой старухой или медведицей. Только кивнула, будто этого и ждала.
Разумеется, он носит голядское имя. Разве он смог бы под своим княжеским, родовым именем якобы истребленных Велеборовичей преспокойно расхаживать под самым носом у могущественного кровного врага!
И чем крепче Ведома утверждалась в этой мысли, тем больше росла в душе гордость за этот, последний отросток ее материнского рода. Парень казался частью ее самой, которая где-то заблудилась, а теперь вернулась. О его существовании она раньше думала с тревогой, видя в нем угрозу своему дому, а теперь ее тянуло предаться ему всей душой и навсегда принять его сторону. Парень был красив, неглуп, судя по глазам, а его удаль она уже видела на лугу. И даже следы драки на лице его не портили.
