– Но как ты его обвинишь? – напомнил Тормод. – Потому что тебе сказала какая-то голядская баба? Со слов волков лесных и птиц небесных? Да Сверкер только посмеется! Уж если он решил нас обмануть, припереть его к стенке при таких «свидетелях» не выйдет! Нужно что-то поувесистей!
Альдин-Ингвар остановился. Его старый воспитатель был прав. Обвинять князя в обмане со слов неведомой бабы, которая пришла и ушла, – только выставить себя на посмешище. Он даже не спросил ее имени. Но и она не видела похищения княжны своими глазами! А те, кто видел, уж точно не придут свидетельствовать.
– Но я не могу этого так оставить! – Альдин-Ингвар повернулся к Тормоду. – Если Сверкер и правда сделал это, то сейчас он смеется у меня за спиной. Лжет мне в глаза, а за спиной насмехается. Радуется, как ловко он меня провел. Нет, я должен поговорить с ним!
И он стал застегивать кафтан, до пояса расстегнутый из-за летней жары. Кафтан светло-серого шелка с серебряной нитью и отделкой золотистого шелка ему подарила к свадьбе княгиня Эльга, в нем Альдин-Ингвар был вылитый месяц ясный, жених Денницы-Зари.
– Будь осторожен! – Напуганная Деляна перестала обижаться и подбежала к нему. – Он разозлится, если узнает, что ты раскрыл его обман! А для этого человека нет законов – ведь он перебил всю семью своей жены!
– Ну, со мной ему не так легко будет справиться! Тормод! – Альдин-Ингвар повернулся к воспитателю. – Созови всех наших. Скажи, что госпожа поправилась и я намерен завтра же уехать. И хочу сейчас же видеть всех здесь.
Тормод вышел; слышно было, как он свистом подозвал отроков, слонявшихся перед дверями. Услышав хорошие новости, отроки побежали собирать ладожан. Альдин-Ингвар сел на спальный помост и сцепил руки перед собой. Он понимал, что вынудить у Сверкера признание в обмане едва ли выйдет, но не мог позволить и дальше делать из себя дурака. Но прежде чем идти разбираться, следовало привести в готовность дружину.
Дружина не понадобилась. К тому времени как люди собрались, поздравили госпожу с выздоровлением и принялись укладывать вещи – многие и здесь обросли новым имуществом, – Альдин-Ингвар уже почти успокоился. Спускать обиды он был не намерен, но негодование улеглось, и перед Сверкером он предстал с самым веселым лицом.
– Рад сообщить тебе, что жена моя наконец поправилась и завтра мы можем тронуться в путь! – объявил он. – Меня заждались дома, а доехать до Ладоги быстро не получится. Когда едешь с молодой женой, каждый желает устроить пир в твою честь! – Он рассмеялся. – Думаю, и твой родич Зорян так быстро нас не отпустит.
– Почему ты сказал «твой родич»?
Сверкер переменился в лице, его взгляд стал жестким. Альдин-Ингвар отметил это и с трудом сохранил беззаботный вид. Похоже, звери лесные не обманули!
– А разве это не так? Я слышал, что его мать была… короче, из рода прежних здешних князей, Велеборовичей. А поскольку из них же твоя жена, то и твои дочери, выходит, в родстве с Зоряном.
Смолянский князь несколько расслабился, острая тревога ушла из его глаз.
– Да, это правда. Но это уже довольно отдаленное родство. Я даже не помню… моя жена может точно назвать, кем ей приходится Зорян.
– Не нужно. Довольно того, что он приемный сын моего дяди Ингвара, а значит, и мне тоже кто-то вроде свата! – засмеялся Альдин-Ингвар. – Думаю, мне придется и у него остановиться на несколько дней. Боюсь лишь, что ему досадно будет видеть, как мне повезло. Он ведь так и не нашел себе подходящей жены?
– Об этом тебе стоит спросить у твоего родича Ингвара, – усмехнулся Сверкер, но по глазам его Альдин-Ингвар видел, что тот знает об этом куда больше, чем говорит. – Ведь это он не позволяет Зоряну… Как бы ему не пришлось пожалеть!
– О чем? – Перестав улыбаться, Альдин-Ингвар пристально взглянул ему в лицо.
– О своей строгости. Мужчина не будет бесконечно ждать позволений на то, что является его законным правом!
– Тебе что-то известно? – с видимым спокойствием осведомился Альдин-Ингвар, будто бы из одного любопытства. – Ведь Зорян был у тебя в гостях совсем недавно… на Купалии. Возможно, он что-то рассказал тебе… о своих замыслах насчет женитьбы?
– Зачем он стал бы со мной делиться? – Сверкер улыбался, но улыбка плохо вязалась с выражением глаз. Он был близок к убеждению, что обман раскрыт. – Мы все же не настолько близкие родичи. Я бы скорее посоветовал ему дождаться, пока зимой Ингвар будет здесь поблизости, и поговорить с ним. Возможно, твой дядя забыл, сколько лет прошло с тех пор, как он взял под свою руку юного князя зоричей.
– Думаю, для дяди время летело незаметно, – усмехнулся Альдин-Ингвар. – У него такая прекрасная жена – она красива, умна, мудра… Кстати, я еще вот о чем подумал. А что, если твоя дочь на купальских игрищах нашла себе мужа? Ведь так случается со многими девушками, хотя обычно не с теми, кто княжеского рода.
– Судьбе повинуются все, даже князья! – Сверкер усмехнулся почти весело. – И если боги решили, что моя дочь слишком долго ждет своей судьбы, они могли и помочь ей.
– И что же ты будешь делать, когда твой неведомый зять пришлет вино и подарки? Примешь их? Или скажешь, что это беззаконное похищение и ты не признаешь такой брак?
– Разве я хочу, чтобы меня прокляли боги? А это непременно случится, если я вздумаю разлучить супругов, которых подарила друг другу священная ночь Купалий. В ночь свадьбы богов любой брак законен, пусть даже без одобрения родичей. И я не возьму на себя так много, чтобы спорить с судьбой. Вот ты на моем месте решился бы на это?
Альдин-Ингвар в замешательстве промолчал.
– Я не решусь, – окончил Сверкер. – И если боги и правда послали моей дочери мужа, я не стану противиться их воле!
Князь Зоремир Дивиславич остался без матери отроком одиннадцати лет. И за минувшие с тех пор пятнадцать лет в племени зоричей Дожинки всего однажды справляли как положено – в ту осень, когда Дивислав после многолетнего ожидания взял наконец вторую жену. И пусть не ту, которую ждал, однако в том году было кому командовать жницами, освященным серпом срезать первые пучки колосьев, а потом вязать последний сноп, заплетать «велесову бороду» на краю поля и возглавлять дожиночные жертвоприношения и пиры. Но та же осень принесла зоричам величайшую беду – набег Ингвара киевского, сражение, гибель князя Дивислава, разорение городка, пленение молодой княгини и детей. На берегах Ловати до сих пор считали года «от Ингварова набега» и «по смерти Дивислава».
Годов этих набежало ровно двенадцать, когда боги вновь повернулись к племени зоричей лицом. Многие были недовольны тем, что на время Купалий князь покинул родные края, однако все изменилось, когда он вернулся. Князь Зоремир привез молодую жену, которую объявил своей княгиней! Откуда она взялась, он не отвечал, только смеялся. Тем не менее был устроен свадебный пир, на котором молодая была провозглашена законной женой князя и матерью племени. По обычаю, исполнялась песнь о князе Зоре, прародителе зоричей, который добыл себе в жены берегиню Ловатицу. Все видели, как смущена была молодая княгиня, и пошел слух, будто она тоже нечеловеческого рода.
