– Я тоже нашла мужа, – подала голос Ведома. – На Купалиях мне его послали боги. И я приняла волю богов. Ты теперь хочешь, чтобы я ее нарушила?
– Я хочу знать, кто этот мой йотунов зять! То есть кто воображает себя моим йотуновым зятем, потому что я еще посмотрю… Да нет, я… Отвечай!
– Нет.
– Что?
– Я не скажу тебе! Ты довольно разгневал богов и чуров тем, что объявил умершей родную дочь и осквернил могилу своей матери!
Этот упрек попал в цель и оказался болезненным. Сверкер шагнул вперед и с размаху ударил Ведому по щеке, так что она отлетела к стене и ударилась об нее спиной. Гостислава кинулась к дочери, норовя встать между нею и мужем.
– Это все из-за тебя! – в ярости закричал Сверкер. – Это ты, троллева коза, вынудила меня все это сделать! Почему ты не пришла домой? Как ты посмела обмануть меня и уйти?
– Я вышла… замуж… – Ведома выпрямилась, держась за щеку и глядя на отца с чувством, очень близким к ненависти. – Боги… послали мне… суженого. И я не скажу тебе, кто он, хоть ты поленом меня бей! Я не хочу, чтобы в придачу ко всему ты еще оскорбил богов враждой со своим же зятем! Разве не хватит…
Она хотела напомнить, что Сверкер когда-то загубил тестя со всей семьей, и вражды еще и с зятем ему боги уж точно не простят. Есть же какой-то предел терпения даже у судьбы!
Но запнулась, вспомнив: на руках Сверкера уже есть кровь сватьев. Только он не знает о том, что Озеричи – его сватья. И не узнает, насколько это зависит от нее.
– Никуда не выходить, – отрывисто бросил женщинам Сверкер. Его трясло. – Ни с кем не говорить. Людям я сам все скажу. Чтобы прикрыть этот позор… И больше… ты шагу не ступишь за ворота без моего разрешения.
Он вышел, стукнув дверью. Ведома и Гостислава медленно сели рядом на лавку, глядя перед собой.
У двери что-то зашуршало. Зашевелились висевшие на колышке княгинины шубы, и из-под них вылезла Приянка, спрятавшаяся от разгневанного отца. Посмотрев на мать и сестру, она вздохнула, как взрослая, и жалобно проговорила:
– Ну, вот! Теперь нам обеим нельзя гулять!
* * *
Давно гридница старого Хринга не видела такого многолюдства. За столами тесно сидели нарочитые мужи, а те, кто не поместился, толпились в дверях и слушали под оконцами. Сверкер давал богатый пир – будто свадьба. Наварили пива, достали бочонки меда, зарезали трех свиней и трех телят, подавали множество рыбы, похлебок, каш, пирогов.
Но не ради угощения собрались сюда лучшие люди смолянских родов. За три дня будоражащие новости успели разнестись по всем окрестным гнездам, весям и городцам, и собралось множество народу – званых и незваных.
Еще пока отроки рассаживали гостей, людям представилась первая неожиданность. Среди прочих в гридницу вошли и трое старших Озеричей: Краян с братьями Дебряном и Немигой. На всех троих были «печальные» сорочки и пояса: в последнее время они похоронили уже двоих.
Все знали, что Краянов сын Шумил погиб от руки княжьих людей, а пировать с кровным врагом не ходят. Но Озеричи сегодня уже виделись с князем в этой самой гриднице. При свидетельстве старшей дружины, уважаемых людей Свинческа и своих родичей они предъявили обвинение в убийстве, и Сверкер его принял. Не отрицая вины своих хирдманов и не пытаясь переложить ее всю на Шумила и прочих буянов, он раскрыл свое сердце – как тосковал он, утратив за короткое время и мать, и обеих дочерей, и как был готов на все, лишь бы вернуть хотя бы ту из них, которую не хоронил своими руками.
– Да разве бы вы не сделали того же, томись ваша дочь в неволе невесть где? – восклицал он.
В конце концов сошлись на том, что князь обязан выплатить виру, но поскольку Шумил все же первым схватился за оружие – коим послужила жердь – и бросил Сальге вызов, то и вира будет на треть уменьшена. На том ударили по рукам и признали мир восстановленным.
Люди нашли, что обе стороны вели себя честно и вышли из сложного дела, не потеряв славы.
Чтобы передать родичам приглашение в Свинческ, Равдану потребовалось не меньше смелости, чем для того, чтобы тем памятным утром явиться туда самому. Когда прошла первая радость и прилив надежды от мысли, что можно будет увидеть Ведому, он сообразил, что сложности только начинаются. Родичи ведь ее узнают. Смогут ли они не подать вида, что это их собственная невестка? И захотят ли молчать?
Однако деваться было некуда, и он в точности передал отцу слова Сверкера. Приглашение князя явиться на пир и заодно обсудить виру Озеричи приняли прохладно. Лишь сегодня на закате предстояло возложение тела Шумила на краду, бабы голосили. Не порадовала даже новость, что нашлась княжья дочь, из-за которой все это случилось.
– Вот так – дочь свою он, вишь, нашел, а нам брата не воскресить! – горестно воскликнул Честомил. – Искал бы получше – и незачем было бы добрых людей бить!
– Так что вы – пойдете на пир? – спросил Равдан, стараясь держаться невозмутимо.
– Погребем сына – тогда подумаем, – ответил Краян. – Сейчас не до пиров нам.
Для Равдана это означало небольшую передышку. Он уже и сам не знал, желает ли, чтобы родичи приняли приглашение Сверкера. Теперь, когда князь так явно показал себя врагом Озеричей, ему сразу припомнили отнятый волок, пошли старые толки про оскорбление дедовых могил. Равдан пока молчал, ожидая, какое решение примут старшие. Если они положат не ходить на пир, ему будет незачем признаваться, что привел им княжну в невестки. А если надумают идти и ему придется сделать это признание…
В голове царил сумбур. Шаг за шагом Равдан все глубже увязал в этом болоте несчастливых обстоятельств и даже вообразить не мог такого чуда, которое помогло бы все наладить.
На погребение Шумила собрались все Озеричи, родичи, сватья. Тело в лучшей одежде положили на краду, зарезали петуха и пса. В скоро пришедшей осенней тьме издалека было видно рыжее пламя над крадой, а причитания женщин казались воплями навий.
На другой день, когда кострище остыло, самые старые бабки собрали обгорелые остатки костей в горшок и погребли в родовом кургане. На поминальном пиру полагалось говорить о покойном, но разговоры шли все больше о том, что привело к этому печальному исходу. Без устали бранили Сверкера:
– Варяг он, разбойник и убийца! В князья пролез, Велеборовичей загубил, думает, теперь ему что хочешь можно творить!
– Все наши исконные обычаи попирать, земли наши отнимать, сыновей и братьев убивать!
– Так он князь-то не настоящий! Не нашего корня!
– Что ему наши обычаи!
– Ему человека убить – что плюнуть. А теперь на пир приглашает, мириться хочет!
– Не будем мириться! – кричали подвыпившие братья. – Не продадим кровь брата нашего за горсть ногат!
– Кровью возьмем!
– Кровью!
Равдан молчал, пока старшие его мнения не спросили, но чувствовал, что его устроил бы и такой исход. Если Сверкер не отдаст ему Ведому добром, он готов был отбивать ее силой. И хорошо, что Озеричи настроены так решительно, а сватья поддерживают их. Если собрать всех мужиков Озеричей, Былиничей, Протичей, Толинежичей, Любочадичей, получится дружина не меньше княжьей. Нужно быстрее сообщить Лютояру. Пусть собирает вилькаев. Может быть, получится даже избавить землю смолян от чужого князя и вновь отдать потомку Велеборовичей!
