— Погодите минутку…
— Всем ясно, что у компании была веская причина передать эти данные: они хотели мошенническим путем лишить мистера Сандерса заслуженного долгими годами труда вознаграждения. А в лице мисс Джонсон они приобрели сотрудника, имевшего подобные неприятности и раньше. Я подам в суд за диффамацию и потребую сатисфакций в таких размерах, что это станет известно всей деловой вой Америке. Я потребую шестьдесят миллионов долларов, Бен, и вы с легкостью согласитесь на сорок миллионнов — в ту же минуту, как судья разрешит присяжные прослушать пленку с записью! Ведь мы оба прекрасно знаем, что после того, как они ее прослушают, им понадобится не более пяти секунд для того, чтобы признать мисс Джонсон и компанию виновной стороной.
Хеллер покачал головой.
— Это еще вилами по воде писано, Луиза; я не думай даже, что эту ленту разрешат прослушивать в суде. К тому же до этого пройдет года три, не меньше.
Фернандес кивнула.
— Да, — согласилась она, — три года — срок немалый.
— Вот и я про то: мало ли чего может за это время случиться…
— Да, и я, откровенно говоря, беспокоюсь за эту пленку — с такими скандальными доказательствами то и дело случаются непредвиденные вещи; и я, например, не могу гарантировать, что у кого-нибудь уже сейчас нет копии. Будет просто ужасно, если она вдруг окажется в руках такой радиостанции, как «Кей-кью-и-эм», и, не дай Бог, попадет в эфир!..
— Боже мой, — оторопел Хеллер. — Луиза, я ушам своим не верю — и это говорите вы?
— А что? Я просто высказала мои вполне обоснованные опасения, — сказала Фернандес. — С моей стороны будет непорядочно не поделиться ими с вами. Давайте будем смотреть фактам в лицо, Бен. Шила в мешке не утаишь, а пресса уже до этой истории добралась — кто-то уже разболтал ее Конни Уэлш, а та напечатала статью, которая является компрометирующей для мистера Сандерса. И кстати, кто-то продолжает снабжать ее сведениями, поскольку теперь Конни планирует написать статейку о склонности моего клиента к физическому насилию. Это очень неприятно — то, что кто-то с вашей стороны нашел возможным распространяться о нашем случае. Но мы-то с вами знаем, как это бывает с любителями горяченького из прессы — никогда не знаешь, откуда произойдет утечка сведений в следующий раз.
Хеллер явно чувствовал себя не в своей тарелке; оглянувшись на своих союзников, собравшихся у фонтана, он попросил:
— Луиза, я не думаю, что тут могут быть какие-либо подвижки…
— Ну, вы хотя бы поговорите с ними.
Хеллер пожал плечами и пошел к фонтанам.
— А что мы теперь будем делать? — спросил Сандерс.
— Вернемся к вам в кабинет.
— Мы?
— Да, — подтвердила Фернандес. — Это еще не конец. Сегодня многое может произойти, и я хотела бы застать это.
По дороге в компанию Блэкберн разговаривал по тела фону с Гарвином прямо из автомобиля. — Третейский суд прекращен. По нашей просьбе.
— И что?
— Мы жали на Сандерса изо всех сил, чтобы он вернулся к работе, но он не сдался. Сейчас угрожает нам иском в шестьдесят миллионов долларов.
— Господи! — поразился Гарвин. — По какому поводу иск?
— Диффамация, проистекающая от нежелания компании предать гласности факт, что нам известно, будя Джонсон не в первый раз попадается на сексуальном преследовании.
— Ни разу ничего не слышал! — мрачно сказал Гарвин. — А ты, Фил?
— Нет, — подтвердил Блэкберн.
— Существуют ли какие-нибудь документальные подтверждения этих фактов?
— Нет, — повторил Блэкберн. — Я уверен, что нет.
— Ну и пусть тогда угрожает… Так на чем вы с Сандерсом сговорились?
— Мы дали ему время до завтрашнего утра, и он должен выбрать: или вернуться на работу, или убираться прочь.
— Вот и правильно, — похвалил Гарвин. — А если серьезно: что у нас на него есть?
— Мы работаем над уголовным обвинением, — сказал Блэкберн. — Пока рано еще говорить что-нибудь определённое, но я думаю, что перспектива есть.
— А что насчет женщин?
— Никаких записей в архивах не сохранилось. Я знаю, что пару лет назад Сандерс трахнул одну из своих секретарш, но в компьютере соответствующей записи не нашли. Я думаю, что он сам ее стер.
— Каким образом? Мы же заблокировали для него доступ в базу данных.
— Наверное, позаботился об этом раньше. Он мужик головастый.
— Да на кой черт ему нужно было заботиться об этом раньше, Фил? Он никак не мог ожидать, что дело так обернется.
— Я знаю, но записей все равно найти нельзя. — Блэкберн сделал паузу. — Боб, я полагаю, что нам нужно перенести пресс-конференцию.
— На какое время?
— На завтра, на середину дня.
— Неплохая мысль, — согласился Гарвин. — Я это устрою. И даже пораньше — часов на двенадцать. Утром прилетает Джон Марден; — напомнил он, имея в виду главного управляющего «Конли-Уайт». — Как раз кстати.
— Сандерс рассчитывает мотать нам нервы до пятницы, — пояснил Блэкберн, — а мы нанесем контрудар. Пока он полностью изолирован: в базу данных фирмы он войти не может, данных от «Конрада» или еще откуда-нибудь он тоже получить не может. Маловероятно, что завтра до полудня он сможет отыскать что-нибудь для нас нежелательное.
— Отлично, — сказал Гарвин. — А что там с журналисткой?
— Думаю, что в пятницу она напечатает очередную статью, — сказал Блэкберн. — Не знаю откуда, но она уже все знает и не сможет удержаться от того, чтобы не смешать Сандерса с дерьмом — уж больно историйка интересная. А когда она это сделает — Сандерс покойник.
— Вот и хорошо, — закончил разговор Гарвин.
* * *
Мередит Джонсон вышла из лифта, остановившегося на пятом этаже, и тут же наткнулась на Эда Николса.
— Нам недоставало вас на утренних совещаниях, — сказал Николс.
— К сожалению, нужно было решить кое-какие вопросы, — ответила она.
— Могу ли я знать, какие именно?
— О, — сказала она, — это просто скучно: так, технические детали, касающиеся налоговых льгот в Ирландии. Ирландское правительство хочет обложить местным налогом наш завод в Корке, а мы не уверены, что потянем это. Это уже больше года тянется.
— Вы выглядите слегка усталой, — с заботой сказал Николс. — Немного бледны…
— Все нормально, но я буду просто счастлива, когда все закончится.
— Как и все мы, — согласился Николс. — Кстати, мы не сможем вместе пообедать?
— Разве что в пятницу вечером, если вы еще будете в городе, — ответила она и улыбнулась. — Да ну же, Эд, это в самом деле налоговые дела.
