Я знал, что немцы ночью атаковали деревни Луковицы и Конево. Это я видел сам, и кое-что мне рассказал младший политрук, пока мы выбирались из-под пулеметного огня. Поэтому я решил ехать в штаб полка. Начальнику штаба полка майору Авралёву, видно, доложили, в каком я состоянии. Майор вышел из хаты, подошел к саням и рассказал чуть больше того, что я уже знал: что деревня Луковицы нами оставлена, что в Коневе идет бой и связи с капитаном Родионовым (это командир дивизиона) нет. Я, в свою очередь, рассказал, что сам видел утром.
– Если можешь, попробуй, проберись в деревню Конево, – не приказал, а попросил майор.
Принесли карту. Прикинули, где с большей вероятностью можно прорваться в окруженную деревню. Получил устный приказ командиру дивизиона: «Деревню оставить! Из окружения вырваться!» Что было очень важно, поскольку действующий приказ «Ни шагу назад!» не позволял оставить занимаемую позицию. За его нарушение командир мог лишиться не только звания и должности, но и головы!
День клонился к вечеру. Мороз набирал силу. Выехали в поле и повернули вправо на канонаду боя. Деревня осталась справа. Неглубокий снег позволял свободно двигаться по целине. Въехали в редкий лиственный лес, который метрах в ста впереди кончался, и начиналась поляна с уклоном в сторону деревни. По-пластунски, маскируясь за деревьями и кустарником, подползли к опушке леса. Перед нами как на ладони открылось поле боя. Место, где мы залегли, оказалось исключительно удобным наблюдательным пунктом. Даже без бинокля были видны места расположения минометных батарей и пулеметов противника. Прямо перед нами лежала дорога, по которой я утром ехал в Конево. Сейчас она была пуста. За дорогой речка с берегами, поросшими кустарником. Теперь они без листвы и обозначают контуры русла. Поросший кустарником противоположный берег круто поднимается вверх. Сама речка уходит в сторону деревни Конево, деля ее на две неравные части, и далее в деревню Луковицы, а в другую сторону – к селу Воскресенское. С нашей стороны, правее нашего наблюдения, вторая речка под прямым углом впадает в первую. Высокий берег речки позволял противнику хорошо просматривать нашу оборону и вести прицельный огонь.
Деревня Конево (домов 30–35) непрерывно обстреливалась немецкими минометными батареями и из пулеметов. За какие-нибудь полчаса наблюдения я насчитал и определил расположение трех минометных батарей. Одна из них вела огонь из деревни Луковицы, вторая – из сада бывшей помещичьей усадьбы, что находилась левее Луковиц, а третья – из оврага, который врезался в речку правее конюшен совхоза. По вспышкам хорошо были видны и места пулеметных гнезд. В Коневе были видны разрывы мин и слышался редкий ружейный огонь.
Оценив обстановку, я решил, что здесь пытаться прорваться в деревню рискованно. До деревни было метров 800 открытого, хорошо простреливаемого пространства, еще и с уклоном в сторону противника. На этом участке даже слабенький артиллерист поразит цель. Да и пулеметы справа из-за речки достанут. Решил испытать другой участок леса, левее, где деревья подступали значительно ближе к деревне, располагаясь метрах в трехстах. И спуск к деревне там был значительно круче, что позволяло преодолеть это расстояние значительно быстрее.
Мы вернулись к саням, потом углубились в лес, проехали до нужной нам точки и повернули вправо по направлению к деревне. Стрельба и разрывы позволяли ориентироваться безошибочно. Снова, стараясь себя не демаскировать, выползли на опушку и оценили обстановку. Прямо на нас выходила дорога, которая метрах в ста от деревни под прямым углом поворачивала в сторону бывшей помещичьей усадьбы. Лутцев подвел лошадь к опушке. Я завалился в сани. Несколько минут бешеной скачки – и мы уже скрыты от глаз противника домами деревни. Подъехали к штабу дивизиона. Лутцев остался с лошадью, чтобы поставить ее в сарай, а я побежал в дом.
В доме темно. В окнах вместо стекол – подушки и скрутки из тряпья и одежды. Командир дивизиона, начальник штаба и другие офицеры и солдаты сидят или лежат на полу. Подниматься выше подоконника опасно – залетают осколки и пули. Передал приказ начальника штаба полка. Офицеры с радостью сменили сапоги на валенки. Майор Родионов решил, не дожидаясь темноты, доложить штабу полка обстановку. Ефрейтору Саранину приказали в седле, уже испытанным мною маршрутом, выскочить из деревни. Оседлали лошадь, и двое сопровождающих повели ее в поводу до выхода из деревни. Но через некоторое время Саранина привезли с ранением в щеку. Лошадь убита. Вторую попытку установить связь делать не стали.
Перед немецким наступлением наш наблюдательный пункт у деревень Конево и Луковицы был вынесен вперед, на высотку, расположенную метрах в 700 от деревни Луковицы. Это был небольшой оборудованный телефонной связью окопчик, накрытый плащ-палаткой. В ту ночь на НП дежурили помощник командира взвода разведки старший сержант Дрегляйнов и один связист, фамилию которого не помню, – невысокого роста солдат лет тридцати, из запаса. Летом 1942 года он погиб. Пехоты ни впереди, ни на рубеже НП не было. Она занимала оборону в самой деревне Луковицы.
Старший сержант Дрегляйнов обнаружил немецкую пешую колонну, когда она уже прошла мимо наблюдательного пункта между деревней и НП. Телефонный кабель, видно, примело поземкой, и колонна прошла через него, не заметив.
Дрегляйнов посчитал себя отрезанным от дивизиона и ничего другого придумать не мог, как бежать в деревню, где находился штаб полка. А оставшийся на НП связист сообщил о случившемся в штаб дивизиона и оставался на месте, пока не получил приказ покинуть НП. За это он был награжден орденом Красной Звезды.
Пройдя мимо НП, немецкая колонна разделилась на две части. Одна круто повернула направо на Луковицы и заняла ее, выбив малочисленную роту, занимавшую там оборону без артиллерийского прикрытия, а вторая напала на деревню Конево, где стояли штаб нашего дивизиона, 1-я батарея и одна рота, такая же малочисленная, как и в Луковицах.
Деревня Конево речкой разделена на две части. Меньшая часть – не более десяти домов, совхозная конюшня и еще кое-какие постройки – находилась за речкой на стороне противника. В этой части деревни и располагался личный состав батареи, а в пустующей с начала войны конюшне теперь стояли лошади батареи. Огневая же позиция батареи находилась на противоположном берегу речки у огородов. Таким образом, получилось, что, когда противником были заняты Луковицы, жилье и коновязи оказались впереди самой батареи и сектор стрельбы стал проходить чуть левее своей же конюшни. Пехота тоже находилась в самой деревне, и когда немцы обошли Луковицы слева, они вышли на незащищенную часть Конева.
Спас батарею дневальный топившейся батарейной кухни, вовремя заметивший на снежном поле приближение немецкой колонны. Поднятые по тревоге огневики убежали на батарею, а ездовые – на конюшню. Немцы без единого выстрела заняли эту часть деревни. А когда при попытке перейти речку получили отпор, атаковать деревню не стали, а занялись подготовкой к осаде.
Они обошли деревню слева и установили пулеметы, перерезав дорогу, связывавшую деревню с внешним миром. Вторая дорога на Луковицы уже была перерезана. В овраге у речки установили минометную батарею, и началась осада. Деревня была взята в подкову. Разрыв в этом круге приходился на поле шириной около 300 метров, круто поднимающееся от деревни к лесу. Загадка: почему немцы не вошли в лес на холме, буквально нависающем над деревней? Скорее всего, побоялись повернуться спиной к расположению наших войск. Если бы они это сделали, тогда и деревня, и батарея были бы у них как на ладони. Может быть, они не хотели мерзнуть, оторвавшись от жилья, или, может быть, посчитали, что поляна и так надежно перекрывается не только минометным огнем, но и пулеметами.
