Медицинская «летучка» должна была прибыть в два часа ночи, но мы еще раньше, на тормозной площадке проходившего грузового поезда, покинули Цесис. На рассвете были в Риге. Через город прошли без приключений, если не считать, что повязка съехала и рана сильно кровоточила. Узнать что-нибудь о своей дивизии не удалось. По понтонному мосту перешли на правый берег Западной Двины. Шофер проходящей военной машины согласился подвезти нас до Елгавы.
Зимний день короток. Вечерело. Холод пронизывал до костей. Всю ночь и день без еды. Но главное – найти бы место для ночлега. Без теплого угла в летнем обмундировании на морозе и до утра не доживешь. У редко встречающихся военных стали выпытывать, где можно устроиться на ночь. Все указывают на комендатуру, а нам туда не с руки, могут прицепиться. Но деваться некуда, решили испытать счастье.
Тут очередной встречный сказал, что в городе есть гостиница для военнослужащих, и указал ее местонахождение. К счастью, это совсем рядом. Гостиница оказалась классной. Несколько кое-как оборудованных под жилье подвальных комнат в полуразрушенном доме. Двухъярусные койки с постельными принадлежностями. А главное – тепло. Старший лейтенант, заведовавший гостиницей, проверив наши красноармейские книжки и справки, спросил, куда мы едем, и указал на свободные койки.
Мы, забыв о еде, пытались что-нибудь узнать о своей 61-й армии, 9-м гв. корпусе или 12-й гвардейской дивизии. Но безуспешно, никто таких частей не знал. Зато с едой нам повезло. Какая-то группа солдат во главе с лейтенантом поделилась с нами своим сухим пайком. Несмотря на боль натертой кальсонами раны, спал хорошо. Сказалась прошлая бессонная ночь.
С рассветом покинули гостиницу. Решили двигаться вдоль линии фронта. Надо спешить. Но передвигаюсь с трудом. Повязка слетела, и рану трут, как наждаком, окровавленные, теперь еще и засохшие, кальсоны. Начальник гостиницы подсказал, что при комендатуре есть перевязочный пункт. В дальнейшем во всех населенных пунктах пришлось часто пользоваться ими. Девушка промыла рану, смазала йодом и наложила повязку, прикрепив ее в нескольких местах лейкопластырем. К счастью, у моего попутчика ранение было в плечо, повязка держалась хорошо, и боли его не особенно мучили.
Поймав попутную машину, отправились в район Тукумса. Там шли ближайшие от Елгавы бои. До действующей армии, вернее ее тылов, добрались быстро. Зная, что такие соединения, как армия или корпус, скорее можно найти в тылах, мы старались не приближаться к расположению полков и батальонов. За все время путешествия мы только один раз, где-то на мемельском (теперь Клайпеда) направлении, оказались в зоне действия артиллерии.
Не обнаружив никаких признаков пребывания частей 61-й армии на тукумском направлении, двинулись параллельно линии фронта на юго-запад, на Мемель. За двое суток на попутном транспорте, а кое-где и пешком преодолели около 150 километров. Не могу не отметить, что за все время, пока мы двигались вдоль линии фронта, у нас не было ни одного инцидента с офицерами действующих частей. В штабах, в каких-то подразделениях и просто встретившиеся офицеры старались как-то помочь. Но никто не мог подсказать, на каком участке фронта действует 61-я армия. Наконец, где-то в районе Мемеля (Клайпеда) попали на территорию штаба большого соединения, не меньше корпуса, но и там ничего не знали. Находились добрые люди, делились своим пайком. Как-то устраивались на ночевки. Одно время, совсем отчаявшись, чуть было не решились попроситься зачислить на довольствие в какую-нибудь часть. Но, поразмыслив, решили действовать до конца. Армия не батальон, не должна исчезнуть бесследно. От Мемеля повернули на восток. Решили, что в тылах обнаружить следы армии будет проще.
В город Шяуляй приехали поздним вечером. Темно. Замерзли. Надо обогреться и устроиться на ночлег. Но где? Прифронтовой город, знаем, что он патрулируется. А желания попасть в руки комендантских рот не было. Решили пойти в комендатуру.
В приемной коменданта, да и в коридорах, полно офицеров всех званий. Все заняты какими-то делами, бегают, толкаются, куда-то спешат. Шум, как на базаре. Нам же спешить некуда, рады, что попали в теплое помещение. Протолкаться бы здесь до утра, по крайней мере не замерзнем. Только так накурено, что дышать нечем.
Потихоньку протискиваюсь к двери кабинета коменданта города. Задача – получить какие-нибудь сведения о дислокации. В крайнем случае получить направление куда-нибудь переночевать. Вхожу в кабинет. За столом майор с рыжей бородкой. Прикладываю руку: «Старший сержант Андреев, после…» Майор прерывает доклад вопросом: «Андреев! Ты как здесь оказался?» И только когда он заговорил, я по голосу его узнал. Это был капитан Петренко. Он служил у нас начальником штаба дивизиона. Ходил тогда в капитанах и бороду не носил. Майор вышел из-за стола, пожал мне руку, расспросил, какие перемены произошли в дивизии и как я оказался в его владении. А я, видя его загруженность, постеснялся занимать его время, постеснялся спросить, как он оказался комендантом города.
На мой вопрос, где я могу найти свою 12-ю гвардейскую дивизию, он сказал: «Это большая тайна. Сказать даже тебе я не могу. Держи направление на Варшаву». Сказал, к кому обратиться, чтобы скоротать время до утра, и я, с воскресшей надеждой успешно завершить свой авантюрный поступок и с благодарностью к хозяину, покинул его кабинет.
Утром покинули город, которого я так и не видел. Приехали ночью и уехали, когда полностью еще не рассвело. От города не осталось никаких впечатлений. Зато дальнейший путь на Вильнюс и дальше на Варшаву был полон приключений. За все время наших странствий и в непосредственной близости от передовых линий, и по тылам действующих соединений нас ни разу никто не остановил, не привел в комендатуру, не допросил. Зато после Шяуляя началось.
В каждом населенном пункте, где мы оказывались, на каждой железнодорожной станции нас забирали, приводили, допрашивали. Сажали в камеры для арестованных. И так от Шяуляя до Белостока. Только от Белостока до Варшавы – это была зона действующей армии – мы оказались неприкосновенны. Все эти аресты или задержания и допросы похожи как две капли воды. Этапные коменданты искали шпионов и диверсантов. А поскольку такие не попадались, то им надо было поиздеваться над своими беззащитными солдатами. Все офицеры комендатуры были сытые, холеные, в новом обмундировании. И ходили они как-то не так, как фронтовики. Выглядели они как заведенные невидимой пружиной, скрипя свежими ремнями офицерской амуниции.
Иногда нас такой арест даже устраивал. Нас как-то чем-то кормили, и мы могли обогреться и поспать. Но были случаи, когда дело доходило до издевательства, обвинения в дезертирстве, угроз расстрела, а один комендант какого-то населенного пункта даже вывел нас на расстрел.
Это было уже где-то после Вильнюса. Вечером, когда мы искали место, где бы обогреться и переночевать, нас задержал патруль. Проверили документы, забрали их, а нас заперли в вонючем подвале. Поздним утром привели к коменданту. Рослый, стройный капитан с полевыми погонами, в новом обмундировании и начищенных до зеркального блеска сапогах обрушился руганью, обвиняя нас в дезертирстве. Наши попытки показать еще не зажившие раны вызвали как будто еще большую агрессию. Видно было, как он наслаждается своей властью и безнаказанностью. Дело дошло до того, что он заявил, что нас расстреляет. Вызвал двух солдат и приказал: «Расстрелять дезертиров». Вывели во двор и скомандовали идти в огород за сараи. Комендант идет вслед за конвоирами. Страха нет, только кипит страшная злоба. Думаю, где будут стрелять? В огороде или поведут в кустарник к речке, видневшейся за огородом? Мысли прервал скрип тормозов. У комендатуры остановился «Виллис». Из него ступил на землю офицер с погонами полковника. Капитан бросился к нему. Солдаты как-то заметались, как будто собирались бежать. Видя, что мы больше коменданта не интересуем, быстро покинули комендатуру, ничуть не удивившись, что нас никто не преследует.
