«О, нет, нет, — запротестовал он. — Это отличный проход, отличный».
Мы последовали за нашим следопытом. Узкая дорожка, по которой он нас вел, пролегала через какую-то ферму и выводила к трубе, проложенной поперек грязного ручья. Я был замыкающим, и по трубе мне пришлось идти последним. Моя нога соскользнула, и я тут же по колено оказался в самом настоящем дерьме. Грязь сверху оказалась тоненькой корочкой, прикрывающей глубокую сточную яму.
Она воняла даже хуже, чем обычно воняет в Ираке.
«Томми, — заорал я. — Я всыплю по твоей чертовой заднице, как только мы дойдем до дома!»
Мы поспешили к дому. Я по-прежнему был в хвосте. Мы зачистили здание, и, как только снайперы заняли свои места, я отправился на поиски Томми, чтобы привести свою угрозу в исполнение.
Томми уже платил за свои грехи. Когда я нашел его внизу, ему было плохо, он блевал; понадобилось даже внутривенное вливание. Наш следопыт упал в навоз и был покрыт дерьмом с ног до головы. Он целый день болел после этого, а пахло от него еще неделю.
Всю его форму, до последнего лоскутка, пришлось утилизировать (вероятно, понадобилась помощь подразделений химзащиты). Ну и поделом ему.
В деревнях мы провели от двух до трех месяцев. За это время на моем личном счету прибавилось порядка двадцати подтвержденных ликвидаций. Невозможно было предсказать, как пойдет дело: иной раз операция получалась очень жаркой, а бывало, что медленной и ничем не примечательной.
Чаще всего дома, которые мы занимали, принадлежали объявлявшим себя нейтральными семьям; думаю, что они в большинстве ненавидели боевиков за те проблемы, которые партизаны создавали мирным жителям, и были счастливы, что мы пришли избавить простых иракцев от плохих парней. Но были и исключения, и мы испытывали страшное разочарование, когда ничего не могли с этим поделать.
Зайдя в один дом, мы заметили униформу иракского полицейского. Мы точно знали, что хозяин был боевиком — инсургенты часто использовали краденую униформу, чтобы прикрываться ею во время нападений.
Конечно, он тут же начал нам рассказывать байки о том, что только-только устроился на работу в полицию на полставки, — обстоятельство, удивительным образом забытое им, когда мы впервые его допрашивали.
Мы связались с армейским командованием, обрисовали ситуацию, и спросили, что нам дальше делать.
У них не было никакого компромата на этого парня. В конце концов они решили, что сама по себе форма еще ни о чем не говорит.
Нам приказали отпустить его, что мы и сделали.
Каждый раз, когда в последующие недели мы слышали, что в террористических атаках участвовал человек в форме полицейского, мы вспоминали этот случай.
Эвакуация
Как-то вечером мы вошли в другую деревню и заняли на окраине дом, граничивший с несколькими полями, включая одно поле для соккера (европейского футбола). Мы без проблем расположились, осмотрели деревню и приготовились к любым неожиданностям, которые могли случиться утром.
За последнюю неделю или две напряженность операций значительно снизилась; похоже было на то, что сопротивление ослабевает, по крайней мере здесь. Я начал подумывать о возвращении на запад и о воссоединении с моим взводом.
Я расположился на втором этаже вместе с лейтенантом. В соседней комнате был армейский снайпер с корректировщиком, а на крыше — еще несколько парней. На эту операцию я взял винтовку.338 Lapua, решив, что большинство моих целей, вероятнее всего, будет находиться на большом расстоянии, поскольку мы расположимся на краю деревни. Поскольку поблизости все было спокойно, я начал осматривать соседнюю деревню, расположенную примерно в миле от нас.
В какой-то момент я заметил какое-то шевеление на крыше одноэтажного дома. До него было примерно 2100 ярдов (1920 м), и даже в 25-кратный прицел я не мог разглядеть ничего, кроме силуэта. Видно было, что это человек, но оружия у него не было (или, по меньшей мере, он его не показывал). Он стоял ко мне спиной, так что я его видел, а он меня видеть не мог, даже теоретически. Человек показался мне подозрительным, но ничего опасного не делал, поэтому я пока оставил его в покое.
Спустя какое-то время на дороге, пролегающей за соседней деревней, показался американский конвой. Когда машины приблизились, человек на крыше поднял оружие на плечо. Теперь все стало предельно ясно: у него был гранатомет, и он целился в приближающихся американцев.
РПГ.
Мы не могли связаться с конвоем по рации, мы ведь ничего об этом конвое не знали (за исключением того, что это были армейцы). Тогда я прицелился и выстрелил, рассчитывая, что звук либо испугает боевика, либо привлечет внимание конвоя.
С расстояния в 2100 ярдов попасть в человека можно только при большом везении. При очень большом.
Может быть, я слегка дернул винтовку, нажимая на спусковой крючок, и это дало поправку на ветер. Может быть, изменилась гравитация и благодаря этому пуля оказалась там, где ей положено было оказаться. Может быть, я просто был самым везучим сукиным сыном в Ираке. Как бы то ни было, но в оптический прицел я увидел, как пуля попала в иракца, и он упал через ограждение крыши на землю.
«Вау», — вырвалось у меня.
«Ну ты и везунчик, мать твою», — сказал лейтенант.
Двадцать одна сотня ярдов. Этот выстрел до сих пор удивляет меня самого. Это было чистое везение; никакой выстрел не мог попасть в цель с такого расстояния.
И все-таки я попал. Это была самая большая дистанция, на которой мне удалось добиться подтвержденной ликвидации в Ираке, даже больше, чем дистанция рекордного выстрела в Фаллудже.
Конвой начал реагировать — вероятно, там осознали, что их едва не сожгли. Я вернулся к наблюдению за плохими парнями.
Вскоре нас начали обстреливать из автоматов и гранатометов. Обстановка стремительно накалялась. Гранаты РИГ проламывали слабые саманные стены, оставляя здоровенные дыры и очаги горения.
Мы решили, что пора сматываться, и запросили эвакуацию:
«Пришлите RG-ЗЗ!» (RG-33 — это большой бронеавтомобиль, способный выдерживать подрыв на самодельном взрывном устройстве и оснащенный пулеметной турелью на крыше
[127]
.)
Мы ждали, продолжая отстреливаться и привлекая сильный огонь боевиков. Наконец, группа эвакуации сообщила, что она в пятистах ярдах (450 м) от нас, на другой стороне футбольного поля.