– Так что же, – сам того не желая, спросил он, – мы не рассказывали Уиллу ничего такого?
– Какого такого? – не понял Чудакулли.
– Ну, про нашу магическую библиотеку, например. Вы еще говорили: «Это хорошая идея, можешь ей воспользоваться», а еще про ланкрских ведьм и о том, как они возвели на престол своего нового короля, и как сюда прорвались эльфы, и про вечную вражду семей Силачия и Вентурия…
– Мы все это рассказали? – изумился Чудакулли.
– Да. А еще про страны, в которых мы побывали. И много чего еще.
– Почему меня никто не остановил?
– Декан пытался. По-моему, это тогда вы ударили его заведующим кафедрой беспредметных изысканий.
Волшебники сидели в пропахшей элем комнате.
– Может, попробуем все заново? – спросил профессор современного руносложения.
– И что, сказать ему, чтобы он все забыл? – сказал Чудакулли. – Не мели ерунды, приятель!
– Думаю, мы могли бы вернуться назад в прошлое и не дать себе рассказать…
– Ну уж нет! Хватит этого! – оборвал его аркканцлер.
Ринсвинд вынул свой экземпляр пьесы и положил перед собой. Волшебники замерли.
– Продолжай, – сказал Чудакулли. – Расскажи все. Что он написал?
Ринсвинд открыл книгу и прочитал пару строк наугад:
Змейки с острым язычком,
Черви, ящерки, ежи…
[85]
– Нет-нет-нет, – бормотал декан, обхватив голову руками. – Прошу, скажите кто-нибудь, что мы не пели ему «Ежика»…
Ринсвинд читал дальше про себя, шевеля губами. Он перевернул несколько страниц, а затем вернулся к началу.
– Всё на месте, – сказал он. – Те же плохенькие шутки, та же неправдоподобная сумятица – всё! Как и было! Только теперь все это случится здесь!
Волшебники осмелились обменяться довольными взглядами.
– Ну, хорошо, значит, всё, – сказал Чудакулли. – Дело сделано.
Ринсвинд перевернул еще несколько страниц. Его воспоминания о прошлой ночи были несвязными, но даже настоящий гений не смог бы извлечь какой-либо смысл, когда целая куча пьяных волшебников гомонит одновременно.
– Гекс? – позвал он.
– Да? – отозвался хрустальный шар.
– Эта пьеса будет поставлена в этом мире?
– Есть такое намерение, – ответил голос Гекса.
– А потом что случится?
Гекс рассказал ему, а затем добавил:
– Это один из возможных исходов.
– Погоди, – вмешался Думминг. – А их больше одного?
– Разумеется. Спектакль может не состояться. Фазовое пространство содержит газету с отчетом о первой постановке, которая закончилась пожаром, повлекшим гибель десятков человек. В результате театры были закрыты, а драматург погиб во время мятежа. Его закололи пикой.
– Ты имеешь в виду, алебардой? – поправил его Чудакулли.
– Пикой, – повторил Гекс. – Это сделал торговец рыбой.
– А с цивилизацией что случилось?
Гекс выдержал паузу, а затем произнес:
– Человечеству не хватило трех лет, чтобы покинуть планету.
Глава 30
Ложь для людей
Прошу, скажите кто-нибудь, что мы не пели ему «Ежика»…
«Ежик» был известной в Плоском мире песенкой, вроде нашей «Эскимо Нелл». Впервые она встречается в «Вещих сестричках», где звучит ее приставучий припев: «Вот только с ежиком вышел прокол». Ради свершения мести волшебники применили силу истории, с помощью которой они зарядили свое секретное оружие – Шекспира. Они не сомневались, что он произведет эффект не меньший, чем межконтинентальная баллистическая ракета с разделяющимися головными частями. Но, прежде чем пускать его в ход, они не на шутку обеспокоились вероятным нанесением сопутствующего ущерба, а именно культурным разложением, которое мог вызвать «Ежик».
Такое последствие немногим лучше вечной эльфийской инвазии, но в целом более желательно.
В Круглом мире истории обладают столь же мощной силой, что и в его вымышленном аналоге. Эта сила заключена в них потому, что мы обладаем разумом, а разумом мы обладаем потому, что в них заключена сила. Здесь мы снова сталкиваемся с комплицитностью, и все, что нам остается, это разобраться в ней.
И пока мы будем это делать, не забывайте, что Плоский и Круглый мир не так разнятся, как дополняют друг друга. Каждый из них – во всяком случае, по собственному суждению – способствовал появлению другого. У нас Диск считается фантазией, порождением разума, а Плоский мир представляет собой серию романов (невероятно успешных), керамических фигурок, компьютерных игр и аудиокниг. Плоский мир живет благодаря магии и повествовательному императиву. События происходят в нем потому, что этого от них ждут люди, а также потому, что это необходимо для продолжения истории. Круглый мир считает Плоский своим творением.
На Диске придерживаются тех же взглядов – только с точностью до наоборот. Волшебники Незримого Университета знают, что Круглый мир – это порождение Плоского, непредвиденный побочный эффект чрезвычайно успешной попытки расщепления чуда и создания первой самоподдерживающейся магической цепной реакции. Им это известно потому, что они сами являлись свидетелями его сотворения. Круглый мир был умышленно создан недоступным для магии. И свободный от нее вакуум, как ни странно, приобрел собственные регулирующие принципы – правила. События происходят в Круглом мире потому, что следуют из этих правил. Однако почитать их и понять, к чему они ведут, невероятно тяжело. Их последствия эмерджентны. Волшебники познали это на горьком опыте: любые их прямые попытки – например, сотворение жизни или внедрение экстеллекта – непременно выходили боком.
Эти две точки зрения не противоречат одна другой – ведь они относятся к разным мирам. И все же благодаря взаимосвязям Б-пространства эти два мира делают друг друга более понятными.
Странный дуализм между Круглым и Плоским мирами перекликается с аналогичным ему примером Разума и Материи. С возникновением Разума в Круглом мире произошла удивительная перемена. В Плоском мире возник повествовательный императив. Зародилась магия. Вместе с эльфами, вампирами, мифическими существами и богами. Что характерно, все они появились непрямым, косвенным способом, равно как и связь между правилами и их последствиями. Они возникли не совсем благодаря силе историй – она лишь заставила разум попытаться воплотить истории в жизнь. Попытки не всегда венчались успехом, но даже в случае неудач Круглый мир все равно менялся.
Повествовательный императив прибыл в Круглый мир подобно мелкому богу и рос одновременно с верой людей. Когда миллион человек верит в одну и ту же историю и пытается воплотить ее, их общий вес может компенсировать индивидуальную неэффективность.
