— Мне нужно… Ну, в общем, разобраться кое с чем, что он сделал.
Линн опустилась в кресло.
— Генри, — заговорила она, — я люблю тебя, но сейчас ты меня просто пугаешь. Почему ты не можешь мне рассказать…
— Послушай, — перебил жену Кендалл, — я не хочу говорить об этом! Мне нужно ехать, вот и все. Всего на один день.
— У тебя какие-то неприятности?
— Я сказал тебе, Линн, что не хочу говорить об этом. Я должен ехать.
— Хорошо, езжай. А когда?
— Завтра.
Она медленно кивнула.
— Понятно. Хочешь, я закажу…
— Билет я уже заказал. — Генри перестал метаться по комнате и подошел к жене. — Линн, я не хочу, чтобы ты волновалась.
— Но все для этого делаешь. — Не переживай. Мне нужно уладить одно дело, а по-
том все будет в порядке.
Больше он не сказал ничего.
* * *
Линн и Генри были женаты пятнадцать лет и имели двух детей. Она лучше кого-либо другого знала, до какой степени он подвержен нервным тикам и резким переменам настроения. Тот самый безудержный полет фантазии и богатое воображение, которые делали Генри великолепным исследователем, превратили его также в нервную и даже немного истеричную личность. Он посещал врача каждые две недели, а звонил ему и того чаще. Ему постоянно казалось, что у него что-то болит, где-то режет или стреляет. Беспричинные страхи заставляли его просыпаться по ночам в холодном поту, он начинал паниковать по любому поводу. Мельчайший дорожный инцидент казался ему катастрофой, овевавшей его «дыханием смерти», как называл это сам Генри. Поэтому, даже несмотря на то, что поведение Генри и вся эта история с поездкой в Бетесде казались ей странными, Линн не придала этому большого внимания. Посмотрев на часы, она решила, что пора размораживать спагетти в соусе. Иначе Джеми наестся печенья и не станет ужинать.
Трейси снова включила музыку на всю катушку. Вскоре повседневные заботы вышли на первый план и вытеснили из ее сознания мысли о странном поведении Генри и его предстоящей поездке в Бетесде. У ней были другие дела, и она занялась ими.
ГЛАВА 035
Генри Кендалл вышел из аэропорта Даллеса и поехал на север по 267-му шоссе, направляясь к «обезьяньему институту» в Ламбертвилле. Только через час впереди показалась проволочная ограда и будка охраны позади двойных ворот. Перед воротами высились огромные клены, за раскидистыми кронами которых, в глубине
территории, притаилось несколько зданий. Это был один из самых крупных в мире комплексов, где проводились исследования приматов, но справочник «Национальные институты» не сообщал ни об этом факте, ни о местонахождении комплекса. Отчасти из-за того, что вокруг изучения приматов всегда шло много споров, отчасти из-за опасений, что активисты движений по защите животных разнесут здесь все вдребезги.
Генри остановил машину у внешних ворот, нажал на кнопку интеркома, представился и назвал свой кодовый номер. Он не был здесь уже четыре года, но его код, к счастью, все еще не аннулировали. Затем он высунул голову из машины, чтобы камеры наблюдения смогли четко зафиксировать его лицо.
— Благодарю вас, доктор Кендалл, — проговорил голос из динамика, внешние ворота открылись, и Генри подъехал к внутренним. Позади него закрылись первые ворота. Из будки вышел охранник и проверил его удостоверение. Он смутно помнил этого парня.
— Мы вас сегодня не ждали, доктор Кендалл, — проговорил охранник и вручил ему временный пропуск в виде магнитной карты.
— Меня попросили забрать из моего личного шкафчика кое-какие вещи.
— Вот-вот, гайки в последнее время стали закручивать будь здоров, сами знаете.
— Да уж, знаю. — Он имел в виду Беллармино.
Открылись внутренние ворота, и Генри въехал на территорию комплекса. Миновав административное здание, он поехал прямиком к корпусам обезьянника. Шимпанзе раньше содержались в корпусе В, и Генри надеялся, что они по-прежнему там.
Он открыл внешнюю дверь, всунул магнитную карту в прорезь электронного замка внутренней двери, вошел в помещение и двинулся по коридору по направлению к пункту наблюдений В. Это была комната, заставленная экранами дисплеев, на которых имелись изображения всех шимпанзе, содержавшихся на обоих этажах корпуса. Всего здесь содержалось около восьмидесяти животных — самцов и самок различного возраста. Одетый в униформу хаки, здесь нес вахту дежурный помощник ветеринара, а еще здесь находился некто Ровак, директор всего комплекса. Его, должно быть, предупредили о приезде Кендалла охранники. Ровака, пятидесятилетнего мужчину со стальными от проседи волосами, отличали замашки военного, но он был хорошим ученым.
— А я все думал, когда ты появишься, — дружелюбно проговорил Ровак. Они обменялись рукопожатиями. — Ты достал кровь?
Генри кивнул.
— У гребаного Беллармино была корова, — сказал Ровак. — Он здесь еще не появлялся, и, пожалуй, мы знаем, почему.
— Что ты имеешь в виду? — осведомился Генри.
— Пойдем, пройдемся. Генри сверился со своими записями.
— Мне нужна самка F-402, - сказал он.
- Нет, — мотнул головой Ровак, — тебе нужен ее отпрыск. Он находится там.
Они пошли по боковому коридору, ведущему в небольшую пристройку, которую обычно использовали для кратковременных семинаров и обучающих экспериментов над животными.
— Вы держите его здесь?
— Приходится. Сам увидишь. Наконец они пришли в учебную пристройку. На пер-
вый взгляд это помещение напоминало игровую комнату детского сада: синий ковер на полу и разбросанные по нему яркие игрушки. Случайный посетитель вряд ли заметил бы, что все они сделаны из очень прочного пластика, из которого обычные детские игрушки не делают. На одной стороне комнаты стена была прозрачной. Из динамиков негромко звучала музыка Моцарта.
Ровак развел руками:
— Что поделать, любит Моцарта. Они вошли в боковую комнату меньшего размера. Из стеклянного потолка падал столб мягкого солнечного света, по центру стояла клетка, а в ней сидел молодой шимпанзе размером примерно с четырехлетнего ребенка. Морда шимпанзе была более плоской, нежели обычно бывает у его сородичей, а кожа — бледной, но это был шимпанзе.
— Привет, Дейв, — сказал Ровак.
— Привет, — хрипло ответил шимпанзе. Он повернулся к Генри: — Ты моя мама?
* * *
Генри Кендалл утратил дар речи. Он открывал рот, но слова не шли из горла.
— Да, — ответил Ровак, — он твоя мама. — Затем, обернувшись к Кендаллу, он сказал: — Его зовут Дейв.
Шимпанзе молча смотрел на Генри. Просто смотрел, сидя в клетке и ухватившись руками за большие пальцы ног.
