Низвержение статуи Дзержинского ознаменовало собой крах символической вселенной, описанной в части I этой книги; чекистов изгнали с российского символического ландшафта. Однако всего через десять лет, в марте 2000 года, президентом Российской Федерации был избран человек, определенно гордившийся своим «чекистским» прошлым
[599]
, и чекистские ценности были с триумфом возвращены. Эту часть книги мы посвятим возрождению чекистского культа государственной безопасности в России.
С середины 1990-х годов в российской общественной жизни началось восхваление органов госбезопасности. Как отметил один журналист, Россия переживает свой второй роман с собственной госбезопасностью
[600]
. В сфере культуры и общественных отношений этот роман поддерживается масштабной кампанией, которая сопоставима с литературным ренессансом КГБ, инициированным Андроповым в конце 1960-х и 1970-х годах. Вот уже более десяти лет вокруг фигуры чекиста создается новая мифология. Активно разрабатываются новые версии истории органов государственной безопасности России, формируются мифологические образы современных чекистов и их миссии.
Очевидно, назрела необходимость всестороннего анализа возрождающегося культа органов госбезопасности в контексте современной России.
Западные комментаторы нередко относятся к России двойственно. Однако поиски объективности означают, что мы должны критически относиться к чекистской идеологии. Мы не можем позволить себе игнорировать элементы, определяющие облик российских органов госбезопасности и их корпоративную этику. Российские органы госбезопасности несопоставимы с их западными аналогами, и их нельзя рассматривать в отрыве от культа, который их окружает.
5. Воссоздание чекистских традиций
Самый серьезный вызов чекистскому культу был сделан в августе 1991 года. КГБ скомпрометировал себя публично — председатель комитета Владимир Крючков был арестован. На его место пришел Вадим Бакатин, под руководством которого начали проводить полномасштабные реформы. В своих воспоминаниях Бакатин объясняет, что сосредоточился преимущественно на идеологии чекизма, «паразитирующей на "криминально-патриотической" романтике»
[601]
. Бакатина резко критиковали за то, что он отважился прикоснуться к святая святых и запятнать образ чекиста
[602]
. Крючков так описывает свое негодование: «Сотрудники органов госбезопасности всегда называли себя чекистами, связывая это с именем Дзержинского, в личном плане кристально честного, бескорыстного, идейно убежденного человека. По мнению же Бакатина, "традиции чекистов надо искоренять, чекизм как идеология должен исчезнуть", <… > А что, разве все традиции чекистов были плохими? Разве заветы, оставленные нам Дзержинским, были негодными?»
В конечном итоге начинания Бакатина не увенчались успехом. С середины 1990-х годов различные элементы советского чекизма начали возвращаться и адаптироваться к новым условиям. Так и не исчезнувшие из российской общественной жизни чекисты и их «славные традиции» удивительным образом возродились под ярлыками восстановления национальной гордости и воссоздания исторической памяти.
Был создан целый ряд новых разнообразных чекистских традиций, и эти традиции позволяют нам взглянуть на меняющийся идеологический климат России и неясности ее демократического развития с новой точки зрения. Новый культ госбезопасности высвечивает новые ценности, поддерживаемые государством, и характеризует новую государственную идеологию страны.
Родословная для ФСБ
Процесс изобретения новых чекистских традиций начался в 1995-м, в год создания ФСБ
[604]
. Предшествующие годы для российских органов госбезопасности стали эпохой хаоса и унижений. Они прошли под знаком бесконечных переименований и реорганизаций
[605]
, массовых отставок, кульминацию которых предрешил неудавшийся путч в августе 1991 года
[606]
. Репутация органов в обществе оставалась неизменно низкой. Но с созданием ФСБ в 1995 году началась стабилизация. С этого момента (то есть еще при Ельцине, а не после прихода Путина к власти, как часто говорится) наблюдается устойчивое восстановление и укрепление положения органов безопасности в российском обществе.
Создав в 1995 году ФСБ, Ельцин также определил его новый символ: щит и меч, традиционный символ советской службы госбезопасности, теперь сочетался с царским двуглавым орлом. Глава ФСБ по связям с общественностью Александр Зданович
[607]
высказался по этому поводу так: «Ныне на символическом уровне в ведомственном знаке осуществлен синтез дооктябрьской России и символ спецслужбы советской эпохи», синтез, который он называет «принципиальным моментом» в плане осмысления ФСБ своего прошлого
[609]
. В 1999 году глава ФСБ Николай Патрушев отметил, что решение создать «единое целое» из двух этих символов отражало тот факт, что «корни отечественных спецслужб уходят в глубь веков, во времена зарождения и становления централизованного российского государства».
