– Тогда введете Елене глюкозу.
– Хорошо.
Язык Икорина начал заплетаться, через мгновение он уснул.
– Все, – сказал Давыдов, – информация вбита в мозг, ублюдок выполнит все, что сказано.
– И что за препараты он вводил девушке?
– Подробности доведу позже. Нам пора уходить, вам не кажется, командир?
– След от укола останется?
– Да. Но будет выглядеть как укус комара. Такая же бляшка, почешется немного, и все пройдет.
– Добро, уходим!
Горшков выключил торшер, офицеры спустились в холл первого этажа, оттуда в прихожую и на улицу, закрыв за собой дверь. Спустя пять минут они уже сидели в машине.
– Ну как? Все прошло нормально? – спросил капитан Чижов.
– Нормально, – ответил Горшков. – Тут как?
– Все тихо. На редкость тихий и пустынный поселок. Всего одна машина проехала в сторону центра.
– Водитель мог тебя видеть?
– Мог, и что? Мало ли что за тачка здесь стоит. Может, водитель с какой-нибудь дамочкой втайне от мужа занимается сексом. Сейчас это, между прочим, модно.
– Ладно, разворачивайся и на базу.
– Дом брата Ромашина уже стал базой? – улыбнулся Чижов.
– А ты не заметил?
– Не слишком он подходит для этой роли.
– Что имеем. Хорошо, что хоть отдельный дом, а то пришлось бы снимать квартиру в разных концах города.
– Тоже верно.
Капитан развернул машину и повел ее к центру.
– С утра подготовить антидот, – обернулся к Давыдову Горшков. Ты знаешь, что надо дать девушке?
– Конечно. Но тот чудик был прав, если девушка пила таблетки, то лечить ее придется в условиях клиники.
– Вылечим, сначала вытащить надо.
Кулагина разбудил телефонный звонок. Он пошарил по тумбочке, нащупал телефон, включил его:
– Да?!
– Спишь? – раздался голос Горшкова.
– Уже нет.
– Мы были у врача. Все, что надо, узнали.
– Что с ней хотят сделать?
– Все при встрече. Когда будешь дома?
– Сегодня после 19.00.
– Там встретимся и поговорим. Обдумаем, как провести акцию встречи с девушкой.
– Я уже все продумал.
– Значит, обсудим твой план.
– Но с ней ничего страшного?
– Пока нет! По меньшей мере, неделя у нее и у нас еще есть. До встречи.
– Давай!
Отключив телефон, Павел посмотрел на часы. Без двадцати пять.
Больше уснуть он не смог. Поворочался на диване, а в 5.30 встал и пошел в душ. В шесть часов Павел вышел из дома. Было уже светло, на востоке поднималось солнце, щебетали птицы, квакали лягушки на озере. Где-то завела свою песню кукушка. Капитан не стал загадывать, сколько ему осталось жить, потому что с появлением Елены и возвращением на службу его жизнь началась с нуля. Новая жизнь. И сколько она продлится, Павел знать не хотел.
Прогулявшись за зданием, он вернулся в помещение, позавтракал и вышел к сауне.
Садовник уже сидел на скамейке, курил.
– Привет, Алексеич!
– Здорово! Как после вчерашнего, руки, ноги не болят?
– Нет, я привык к нагрузкам.
– А у меня болят. Но ничего, даст бог, сегодня Алла Борисовна ничего не учудит. Готов?
– Как пионер!
– Ну, тогда пошли. Цуканов уже торчит у особняка.
Цуканов выглядел задумчивым. Одновременно с Павлом и садовником к нему подошел начальник охраны. Все поздоровались.
– Что-то не так, Алексей Викторович? – взглянул на управляющего Боровской.
– Сегодня работаем до одиннадцати часов, – неожиданно произнес тот.
Кулагин сразу понял, почему сократили рабочий день. Алла Борисовна ожидала прихода Икорина и не хотела, чтобы врача видел новый работник. Видимо, он вызывал у нее какие-то опасения.
– И из-за этого ты хмуришься? Тебе же лучше, – воскликнул Боровской.
– Ну да, сегодня короткий день, а в выходные запрягут как осла.
– Ты чем недоволен, Алексей Викторович? Понятно, когда Кулагин выражает недовольство, но ты-то?
– Да я в порядке. Просто в последнее время нервишки пошаливают.
– Ну, тогда поезжай домой и нажрись вусмерть. Или жена запрещает?
– Слушай, Михаил Григорьевич, не лезь в мои дела, а? – зло взглянул на Боровского Цуканов.
– Да ради бога! – развел тот руками.
Управляющий повернулся к садовнику:
– Вам работать в розарии, там Алла Борисовна увидела пару поникших цветов. В общем, в одиннадцать конец рабочего дня. Кулагин может поехать домой.
– Не может, а должен поехать, – сказал Боровской, доставая из кармана сложенный вдвое конверт. – Завезешь на главпочтамт и отправишь заказным письмом. Квитанцию мне. Сделать это надо до пятнадцати ноль-ноль. Возвращаться сюда смысла нет. Советую заглянуть в автосалон. Сейчас переизбыток машин, и продавцы хорошие скидки предлагают. Это я к тому, если хочешь сменить авто. Квитанцию передашь мне в понедельник. Суббота и воскресенье – выходные. Да и ты, – перевел он взгляд на садовника, – ступай в деревню. Сегодня можешь от души выпить, баньку растопить.
– Благодарю, – кивнул Прохоров, – сначала надо посмотреть, что с розами, а то, глядишь, придется и выходные работать.
– Не придется. Суббота и воскресенье – выходной, кроме охраны и, естественно, хозяев, здесь делать нечего. В конце концов, Владимиру Сергеевичу и Алле Борисовне тоже надо отдохнуть в собственной усадьбе без посторонних глаз.
– Понятно, – проговорил Прохоров и повернулся к Кулагину: – Пойдем, что ли, Паша?
– А лопаты, метла?
– Не донесешь? Ослаб?
– Пошли.
Они прошли к розарию. Цветы стояли как солдатики, ровными рядами на высоких ножках, без намека на какие-либо повреждения.
– И где Алла увидела увядшие цветы?
– По-моему, Алексеич, нас отправили сюда, чтобы мы просто не мозолили глаза. Могли бы сразу объявить отгул.
– Посмотрим внимательнее. Все одно до одиннадцати здесь торчать по-любому.
В 11 часов они закончили «работу», и Прохоров предложил Кулагину:
– А пойдем, Паша, ко мне? Чего тебе в городе делать? Письмо отправишь в воскресенье, главпочтамт работает без выходных. А у меня действительно растопим баньку, попаримся, я схожу к соседке за самогоном. Кстати, отличный самогон на орехах и дубовой коре. Возьму первача литруху. Закуски на огороде полно, да и в магазине что-нибудь прикупим…
