– Вряд ли, – ответил Павел.
– Но почему? Многие сходятся из тех, кого знакомят друзья или вот как мы, соседи.
– Да я не спорю, Анна Сергеевна, но не готов к семейной жизни. Не представляю себя в роли жениха. Не по мне все эти ухаживания, цветы, хождения по кафе, кинотеатрам, прогулки по паркам. Я к такой жизни не привык. Возможно, привыкну, позже, сейчас нет.
– И что, так и будешь куковать один в своей квартире? Одному, Паша, плохо, мы с Жорой хоть поругиваемся иногда, а хоть есть с кем просто поговорить. А одному с кем разговаривать? Со стенами да с мебелью?
Кулагин прикурил сигарету, встал из-за стола, подошел к окну, за которым от ветра качалась высокая и развесистая береза, которую посадили жильцы на новоселье, и задумчиво произнес:
– Одиночество не тяготит меня, Анна Сергеевна. Да я другой жизни и не видел. Служба занимала почти все время.
– Во, за службу надо выпить, – воскликнул Маслов, разливая водку из второй бутылки. – Расскажи, Паша, где служил-то?
– А разве в отпуске не рассказывал?
– Нет, спрашивал, ты не ответил. Да и был-то ты дома неделю, не больше.
– Рассказывать нечего. Служил в отдельном рембате заместителем командира по вооружению.
– Серьезная должность, у нас такой не было.
– Заместитель по вооружению – такой же зампотех.
– А-а, – кивнул опьяневший Маслов, – зампотех был. – Он поднял вверх большой палец: – Вот такой мужик. Бухал только по-черному. Списали его. Погоди, тебя, случаем, не за то же уволили?
– Нет, дядя Жора, меня сократили. Вернее, всю часть расформировали, молодых офицеров, лейтенантов, старших лейтенантов по другим частям разбросали, ну, а меня и других замов вместе с комбатом на «гражданку».
– Странно, сейчас вроде армию, наоборот, усиливают, из-за Украины и НАТО.
– Усиливают боевые части, а тыловиков сокращают. Хотя, возможно, только наш батальон и расформировали.
Кулагин не имел права раскрывать то, где на самом деле проходил службу. Про рембат он сказал случайно. Первое, что пришло в голову.
– Теперь пенсию хорошую положат, у военных пенсия, столько на «гражданке» честно не заработаешь, – покачал головой Маслов.
– Да нет, дядя Жора, до пенсии выслуги лет не хватает. Льготы какие, может, и будут, а вот пенсию придется зарабатывать, как все.
– А сколько ты прослужил, Паша?
– С училищем почти двенадцать лет, без училища – семь.
– Ну?
– Что ну?
– У нас в соседнем подъезде Бориса Косого сын ротным из полка местного уволился. Тоже капитана получил и уволился, но уже полгода, как «бабки» в части получает, хату ждет. Борис говорил, пока квартиру ему не дадут, будут платить, а потом пенсия. И получает сын его эти деньги. А прослужил, если брать пять лет училища, на два года меньше, чем ты.
– Так сын вашего друга в боевой части служил.
– Это да. У них один батальон постоянно где-то на Кавказе стоит.
– Вот видите, боевым офицерам платят, тыловикам нет. И это справедливо.
– Ни хрена не справедливо.
– Да что об этом, дядь Жор? Я молодой, здоровый, заработаю себе на жизнь.
– Само собой, но с пенсией оно повеселее было бы.
– Кто спорит, но ничего не поделаешь.
– Кем работать думаешь?
– А что, сейчас в городе много вакансий?
– Да, с работой напряги, – вздохнул Маслов. – Нет, сторожем куда-нибудь на «десятку» сутки через трое устроиться можно, но разве это зарплата? Половину за жилье отдашь, второй половины только на хлеб и хватит.
– Будем смотреть, дядь Жор. На первое время деньги есть. Проведаю одноклассников, однокурсников, что в городе остались. Кто-то должен был или в чиновники, или в бизнесмены выбраться. Устроюсь.
– Без базара, – проговорил сильно опьяневший Маслов. – А теперь спать.
– Вот так всегда, Паша, пьет, закусывает, разговаривает вроде по делу, а потом словно мозг выключается, – пожаловалась Анна Сергеевна.
– Бывает. Давайте я дотащу его до кровати.
– Дотащи, Паш, а то мне тяжело. Это раньше носила его со двора, сейчас здоровье уже не позволяет.
– Да какие проблемы, занесу, вы двери откройте, пожалуйста.
Кулагин перенес Маслова в соседнюю квартиру, уложил на кровать в спальне, Анна Сергеевна раздела его и вернулась к Павлу, убрала все со стола, помыла посуду. Уходя, напомнила:
– Так ты о Ларисе подумай, Паша. И как о женщине, и как о хозяйке. Мужика обустраивать, кормить надо.
– Подумаю, – пообещал Кулагин.
Закрыв за соседкой дверь, он снова прошел на кухню. Спать не хотелось. За окном пошел дождь, не по-летнему мелкий и нудный. Павел присел на табурет, закурил. Неожиданно его сотовый пропиликал сигналом вызова. Он удивился, интересно, а это кто еще, да в такое время? Часы показывали, без пяти одиннадцать.
– Кулагин? Не спишь? – Это звонил его теперь уже бывший командир отряда спецназа «Центр» полковник Данилов.
– Хороший вопрос, товарищ полковник.
– Ну, я в смысле, не разбудил?
– Нет.
– Уже дома?
– Дома.
– И что делаешь?
– Водку пью!
– Серьезно?
– По голосу незаметно?
– Не заметно.
– Тем не менее.
– Ты это, Паша, брось, водка еще никого до хорошего не доводила.
– А трезвый образ жизни? А образцовое исполнение своих обязанностей? А выполнение практически всех боевых задач? К чему это привело? К тому, что меня как щенка выбросили со службы?
– Ну, кто виноват, что ты генерала из кадров на хер послал да еще и по роже съездил? – вздохнул полковник.
– Разве я мог поступить иначе, когда этот кретин начал к консьержке общежития приставать? Лапать замужнюю женщину, кстати, замужнюю за офицером нашей группы!
– Мог бы как-нибудь иначе, хотя… я бы поступил точно так же.
– Но знаете, Александр Сергеевич, что больше всего во всей этой истории обидно? То, что никто нашей стычки не видел. Ольга, и та убежала, а командование приняло решение исключительно по рапорту генерала. Ведь по существу дела никто серьезно и не разбирался. Приехал штабной майор, три дня просидел в гарнизоне, минут пятнадцать со мной поговорил, не вникая в мои объяснения, и уехал. А потом – хлоп, приказ. Да еще с пояснением, что я легко отделался. Мог и под трибунал залететь. Почему генералу поверили на слово, а меня толком никто не выслушал?
– Я выслушал. Вот только отстоять не смог.
