Он бросился к двери и запер ее на два оборота ключа. Мадлен спокойно уселась.
– Вы говорите глупости, дорогой. Я пришла сюда, чтобы встретить вас!
– Меня!
– Вас! Я в первую очередь подумала, что вы придете сюда. И не ошиблась, потому что вот же вы… Если бы я вас боялась, то не пришла бы сюда… Вы хотите поговорить со мной?
– Говори!.. Что ты можешь сказать? Попытаешься оправдаться?
– Вы не понимаете меня, – нетерпеливо сказала она. – Мне не надо оправдываться. Я не любила вас. Я любила Франсуа, короля Франции, и отдалась ему без какой-либо задней мысли. Вы узнали об этом и оттого стали несчастны… Мне искренне жаль вас, потому что я никогда вас не любила, но была привязана к вам… Как видите, месье, мне не в чем перед вами оправдываться… Я любила всем своим сердцем, всем своим телом.
– И ты осмеливаешься говорить это мне! Мне! Твоя неблагодарность доходит до такой степени, что ты прославляешь свое преступление!
– Я не прославляю, а только пытаюсь убедить вас в том, что мы должны поговорить открыто. И я начала с откровения…
– С цинизма!
– Если вам так нравится, назовем меня циничной. Повторяю свой вопрос и предупреждаю, что вы рискуете опоздать. Итак, хотите поговорить откровенно?
– Это я тебя предупреждаю: ты не выйдешь отсюда живой… Теперь говори… Потрать последние минуты своей жизни, чтобы еще раз солгать, как ты это делала всю жизнь!
Спазм сдавил его горло. Он очень страдал.
И больше всего в эту минуту Феррон страдал оттого, что знал: на этот раз Мадлен не лжет, не пытается оправдаться, что ей, мол, позволительно было пренебречь доверием, что ее можно простить!
Какую-то секунду он представил, как он сжимает в объятиях раскаивавшуюся женщину. Несчастный всё еще любил это очаровательное создание.
– Месье, – ответила Мадлен, – вы только что приняли меня за призрак… В вашем заблуждении есть доля истины… Я больше не женщина… Я больше не Мадлен… Я спрашиваю себя, осталось ли в моей душе хоть одно человеческое чувство, кроме одного… Я сейчас расскажу вам о нем… Вы сказали, что намерены убить меня… Я не очень-то держусь за жизнь… Мне безразлично, умру ли я сейчас… Впрочем, – добавила она, криво усмехнувшись, – я уже познала смерть!
Феррон слушал, не проявляя каких-либо чувств.
– Вы вольны убить меня: я предлагаю сделать это немного позже, когда мы вместе совершим одно необходимое для меня дело…
– Что за дело? – пробурчал Феррон.
– Вы не задумывались о том, что мстить надо не мне одной? – спросила Мадлен, презрительно улыбнувшись.
– Успокойтесь!.. И до другого дойдет очередь.
– Правда? – сказала Мадлен, вставая. – Вы в достаточной мере ненавидите короля Франции, чтобы попытаться отомстить ему.
– Я уже говорил об этом… Сначала вы… потом он.
Феррон, сам того не замечая, перестал «тыкать» жене.
– В таком случае, – сказала она, погружаясь в угрюмое безразличие, – мы сможем договориться… Потому что ненависть осталась единственным чувством, которое поддерживает во мне желание жить… Все прочие чувства умерли!
– Негодная! – прохрипел Феррон.
– Что с вами, месье?.. Вам должно было понравиться то, что я сказала.
– Негодница!.. И вы еще говорите о своей ненависти!.. Ваши слова причиняют мне такую же боль, как и признание в любви…
– Вы ошибаетесь, месье! – холодно произнесла Мадлен. – Я не говорила, что ненавижу короля Франции, бросившего меня. Я не отношусь к числу тех любовниц, у которых любовь принимает порой форму ненависти. Моя ненависть сотворена презрением… Я ненавижу короля Франции, бросившего меня в тот момент, когда я считала его рыцарем. Я ненавижу его за то, что он разбил идола, какого я взрастила в своем сердце… Он разрушил этого идола и тем самым разбил мое сердце! Ненавижу его! Презираю!.. Я хочу отомстить ему… Хотите соединить свое отчаяние с моей ненавистью?
Феррон, казалось, уже некоторое время не слушал Мадлен.
– Как вы выжили? – спросил он чуть слышно.
Мадлен нетерпеливо отмахнулась.
– Ха, месье! Вы опять возвращаетесь к этому?.. Достаточно того, что я осталась в живых! … Веревка оказалась гнилой… она оборвалась… Через некоторое время я пришла в себя… вот и всё… А теперь ответьте… Предположим, Мадлен мертва… То существо, что стоит перед вами, не живая женщина, а лишь форма отмщения. Предлагаю вам свою помощь. Принимаете ее?
Феррон вместо ответа накинулся на нее.
– Палач ошибся, – рычал он, – но я-то уж не ошибусь!.. Ты умрешь!.. Ты…
Он не закончил фразы, упав на пол с предсмертным криком.
В тот самый момент, когда он протянул руку, чтобы схватить Мадлен, женщина резко отскочила назад, а потом молниеносным выпадом пронзила кинжалом горло Феррона.
Феррон упал, как набитый соломой мешок; он еще попытался подползти к Мадлен и ухватить ее… Вместе с кровью он изрыгал проклятия.
Мадлен наклонилась над умирающим. Рука ее поднялась и резко опустилась.
На этот раз кинжал вошел по самую рукоятку в правую сторону груди. Феррон засучил пятками по полу, царапал паркет ногтями, потом застыл в неподвижности…
– Умер! – холодно проговорила Мадлен.
Мадлен Феррон оставалась целый день в маленьком домике у ограды Тюильри, закрыв все окна и двери.
Она сотни раз проходила мимо трупа, не обращая на него ни малейшего внимания. Разве что один раз толкнула ногой.
В ее голове созревал план мести.
Настал вечер, потом пришла ночь. Мадлен спустилась в сад. Она прихватила с собой заступ и начала копать в углу сада. Она работала методично, неспешно.
Около десяти часов она уже выкопала довольно большую яму. Тогда она поднялась на верхний этаж, ухватила за ноги труп мужа и потащила его по лестнице… Голова Феррона глухо билась о ступеньки.
Остановилась она только на краю ямы, бросила последний взгляд на мертвого мужа и столкнула его в темную дыру.
К полуночи Мадлен засыпала яму и заровняла ее.
После этого Мадлен Феррон накинула на плечи широкий плащ, закрыла голову капюшоном и вышла из дома, предварительно тщательно заперев дверь.
XI. Лойола
А теперь мы перенесемся в Лувр, в роскошный кабинет, который оборудовал для себя Франциск I. Король только что распорядился ввести в кабинет Игнасио Лойолу.
Франциск с первого взгляда понял, что перед ним оказался стойкий боец, он не опустил перед королем пламенного взгляда своих черных глаз.
Король встал.
– Вы пожелали говорить со мной, – начал монарх беседу, в душе сердясь на себя, что совсем не по-королевски выглядит перед знаменитым монахом. – Слушаю вас. Что вы хотите от меня?
