– Подпишите распоряжение об освобождении Доле.
– Вы предполагаете, что моей подписи будет достаточно?
– Нет, месье. Но если вы письменно признаетесь, что совершили омерзительное преступление, заставив брата Тибо и брата Любена принести в типографию книги, в печатании которых вы обвинили несчастного Доле… Если вы объявите об этом честно, если вы добавите, что раскаиваетесь в этом чудовищном преступлении и умоляете короля Франции отпустить Доле, невиновного, почтенного человека, если вы сделаете всё это, месье, моего учителя и друга наверняка выпустят на свободу.
Лойола несколько секунд хранил мрачное молчание.
– Это всё? – спросил он. – Если это так, то я, быть может, уступлю вашим просьбам, молодой человек. Я тронут вашей привязанностью к Доле, вашей любовью к его дочери…
– Нет, месье, это не всё, – спокойно сказал молодой человек, – потому что вы способны подписать бумагу, а как только я уйду, побежите к месье де Монклару. Вы должны согласиться проследовать за мной к карете, которая ждет нас на набережной Глорьет. Вы спокойно поднимитесь в карету, и четверо моих друзей отвезут вас в дом, где вы останетесь на несколько дней, то есть на время, необходимое на то, чтобы Доле выпустили на свободу и чтобы он смог добраться до ближайшей границы…
– А если я не соглашусь?
– Тогда, месье, я вынужден буду убить вас.
– Чего же вы этим достигнете?
– Отомщу за вашу жертву.
Лойола помолчал, раздумывая, внимательно посмотрел на молодого человека, лицо которого было спокойно и не выдавало никаких эмоций.
– Решайтесь, месье, – сказал Лантене.
– Я решился, месье. Я отказываюсь ото всех ваших предложений, но вы не убьете меня.
Едва промолвив эти слова, Лойола резко вскочил и изготовился броситься на Лантене. Его черные глаза сверкали, гримаса гнева, поднимая уголки губ, обнажала белые, острые губы.
– Умри! – зарычал он. – Как умрет вскоре твой безбожный учитель!
И в то же мгновение он замахнулся кинжалом на Лантене.
Но смертельное оружие миновало молодого человека.
Клинок только прорвал рукав камзола.
– Ах, негодяй! – закричал Лантене. – А я еще колебался: убить тебя или нет?
Он молниеносно обнажил шпагу.
Лойола, зарычав от ярости, отбросил бесполезный кинжал и тоже схватился за шпагу.
Клинки скрестились, и оба противника, приняв защитные позиции, смерили друг друга взглядами.
– Ну, в добрый час! – сказал Лантене. – Только что, месье, у вас было лицо порядочного человека… Вы, без сомнения, замаскировались… Сейчас у вас, скорее, тигриная морда, и она очень вам подходит.
Взбешенный Лойола бросился в атаку. Удары клинков слышались минут десять.
Лантене оставался верен не раз выручавшей его тактике. Он позволял сопернику тратить силы, время от времени взвинчивая его каким-нибудь оскорбительным словом.
Внезапно он заметил, что Лойола начинает терять силы. Противник отяжелел. Лантене понял, что пришло время атаковать.
Он пошел в атаку с обычным хладнокровием и нанес один за другим несколько сильных ударов. Лойола уцелел только благодаря своевременным отскокам.
Несколько мгновений спустя он оказался зажатым в углу комнаты. Лантене на двойной финт ответил молниеносным обводом, закончившимся резким выпадом.
Шпага пронзила мякоть предплечья, и кончик ее, наткнувшись на стену, сломался.
Лойола на секунду застыл. Его рука судорожно сжимала гарду шпаги. Потом она внезапно ослабела, монах беспомощно взмахнул руками и, потеряв сознание, осел на пол.
Лантене вытер запачканный кровью клинок своей обломанной шпаги. Он был очень спокоен, словно и не был только что участником ужасной драмы.
И только немного побледнел, взглянув на Лойолу.
– Думаю, что он никому больше не сделает зла, – тихо произнес он.
Он опустился на колени, распорол кожаную кирасу и камзол Лойолы, открылась рана.
Острие клинка прошло над кирасой; сталь прошила тело насквозь. Рана была тяжелой, хотя она едва кровоточила.
Лантене попытался рукой прослушать сердце. Оно билось очень медленно и слабо.
«Жив еще!» – оценил Лантене и на мгновение задумался.
Его охватило жгучее желание прикончить раненого ударом кинжала. Несколько мгновений он даже держался за рукоять… Потом он осторожно вложил наполовину вынутый клинок в ножны.
– Нет, – едва слышно пробормотал он, – это выше моих сил…
Он помедлил еще с минуту.
«Впрочем, – подумал Лантене, – если монах и не совсем мертв, его состояние немногим лучше».
И чтобы удостовериться в своем диагнозе, Лантене снова положил раненому руку на сердце. На этот раз он сначала расстегнул камзол. И тут его рука внезапно нащупала какую-то бумагу. Лантене вытащил ее и развернул. Он пробежал по ней взглядом. Радостный стон слетел с его губ.
Это был пропуск, подписанный Франциском I.
– Доле спасен! – радостно прошептал вдруг задрожавший и побледневший Лантене.
Он огляделся, заметил монашескую рясу и капюшон, которые Лойола отпихнул ногой в угол. Он поднял сутану, свернул ее и вышел из дома.
XLVIII. Попытка
На следующий день Лантене, переодетый в сутану Лойолы, надвинув на глаза капюшон, появился у дверей Консьержери. По проявленному уважению и торопливости стражников он понял, что Лойола уже побывал в тюрьме. Через несколько минут Лантене оказался перед Жилем ле Маю.
– Вижу, – вскричал комендант, – что ваше преосвященство пришел один. Он оказался от сопровождающего, о котором упоминал вчера…
– Да, – сказал Лантене.
– Преподобный отец хочет видеть узника?
– Да…
– Я буду сопровождать вас…
– Пропуск, подписанный королем, дает мне всю полноту полномочий, – ответил Лантене, стараясь говорить как можно глуше.
– В самом деле, преподобный отец, – согласился ле Маю и открыл дверь, – абсолютные полномочия. Исключая выход нашего человека!
И ле Маю громко захохотал.
– Всё, что вы пожелаете, – повторил он, – кроме прогулки по берегам Сены…
Шутка показалась ему настолько удачной, что он продолжил:
– Впрочем, преподобный отец, вы слишком заботитесь о его здоровье. Наш драгоценный узник рискует заболеть воспалением легких в столь холодную погоду.
Вдоволь насмеявшись, месье ле Маю прошел в коридор со словами:
– Я покажу дорогу вашему преподобию.
Лантене утвердительно кивнул головой. Они пошли вперед, перекидываясь отдельными фразами. Их сопровождали стражники.
