Бывший контрразведчик, Райчев мало смыслил в корабельных делах, потому и предпочитал, чтобы его именовали не капитаном первого ранга, а «полковником флота». Но зато он прекрасно понимал, в какой сложной ситуации оказался командующий эскадрой, который по одной нити логики обязан был заставить эсминец следовать своим курсом, а по другой – не имел права оставить в беде судно, которое к тому же находилось в его подчинении.
А еще полковник флота интуитивно ощутил, что худшие предчувствия, которые сопровождали его на рассвете к трапу эсминца, начали сбываться. И что впервые за многие годы странноватое, давно приклеившееся к нему обращение «други мои походные» неожиданно начало приобретать вполне реальный смысл.
Крики: «Внимание! Сзади по курсу наблюдаю два малых судна!» и «Воздух! Немцы!» – долетели до его сознания с разных концов эсминца почти одновременно.
Райчев метнул вооруженный биноклем взгляд сначала на быстро приближающиеся суденышки, затем – на четыре неспешно заходящие друг за другом на атаку самолета с огромными черными крестами на крыльях и фюзеляжах.
– Спускайтесь вниз, капитан, – приказным тоном молвил контр-адмирал. – Немедленно вниз.
– А вы намерены оставаться на палубе?
– Или на ходовом мостике, – с мрачной раздраженностью ответил Владимирский. – Какое это имеет значение?
– Имеет, товарищ адмирал, вы – командующий.
– Здесь два подчиненных мне корабля, которым предстоит принять бой.
– У них есть командиры, – упрямствовал Райчев. – На всяком судне всегда томится по несколько офицеров, каждый из которых готов, способен и даже мечтает…
С первого дня полковнику флота почему-то казалось, что его только для того и командировали в Севастополь, чтобы непременно вернулся с адмиралом. Стоит ли удивляться, что теперь он чувствовал себя ответственным за его «доставку» и его безопасность.
– Сейчас у них общий командир. И вообще вас это не касается, – раздраженно парировал контр-адмирал.
– Мне так не казалось. Однако поступайте, товарищ командующий, как считаете нужным, – обиженно процедил полковник флота.
Последние слова контр-адмирала, которые Райчев сумел расслышать: «Портфель с бумагами все время должен находиться при вас. Головой отвечаете! Выполняйте, капитан, выполняйте!» – уже расплавлялись в шуме авиационных моторов и глуховатом «тявканье» орудий обоих кораблей.
Не в состоянии противостоять атакам «юнкерсов», катера держались чуть поодаль, под защитой плавней, и, постоянно маневрируя, пытались подлавливать немецкие машины на разворотах, да всячески отвлекать их на себя. Спускаясь вниз, под защиту брони, полковник флота подумал об этих суденышках с какой-то особой теплотой. Их участие в этой операции, как и вообще судьба, чем-то напоминала его собственную судьбу. С той только разницей, что катера все же пытались отстаивать себя, помогать другим кораблям, словом, сражались. Он же, пленник штабного портфеля, подобной возможности напрочь лишен.
Владимирский прекрасно понимал, что, в общем, Райчев прав: принять на себя практическое командование этими двумя гибнущими кораблями он уже не сможет. Да и толку от подобного начальствования! Сейчас все решали бойцы, стоящие у орудий, и те офицеры, которые еще в состоянии были командовать своими корабельными подразделениями. Так что было бы благоразумнее подумать о своей собственной безопасности, о выступлении на предстоящем Совете обороны, о том, что именно ему поручено командовать операцией «Севастопольский конвой». Но что-то мешало контр-адмиралу отрешиться от того пафоса незаменимости и той мессианской предначертанности, на которые он сам себя на глазах у моряков обрекал.
Особой необходимости в одиночку идти на эсминце, в отрыве от конвоя, у контр-адмирала тоже не возникало. Поскольку общими представлениями о предстоящей операции все три командования: оборонительного района, флота и «Севастопольского конвоя» уже владели, а на доклад и согласование позиций вполне хватило бы пятнадцати-двадцати минут непосредственно перед высадкой. Однако изменить что-либо он уже был не способен.
12
Напутствие десантникам-парашютистам, всей группой уходившим на одном из сторожевиков, выдалось более сдержанным и коротким.
– Задача у вас предельно простая, – слегка осипшим от влажности и ночной прохлады голосом благословлял их Гродов, – сеять панику, уничтожать линии связи, штабы, склады и средства передвижения, а также любого, кто предстанет перед вами во вражеской форме. Как вам подобный расклад? Такую диверсионную вольницу ценить надо.
– Так ведь ценим же, – деловито заверил его Кузнецов.
– Пока верю на слово. Но к пяти часам утра, то есть к тому времени, когда завершится высадка остального десанта, в районе Шицли и его окрестностях все должно быть «зачищено» таким образом, чтобы мои батальоны проходили от берега до хутора, как на войсковом смотре.
Однако, произнеся это, майор тут же почувствовал, как группе парашютистов не хватает сейчас младшего лейтенанта Волынова или сержанта Жодина. Не говоря уже о слегка приунывшем в последние дни Злотнике. Как оказалось, он плохо переносил морскую качку, а потому радоваться очередному переходу не мог.
– Какой уж тут смотр? – с житейской сдержанностью вздохнул старшина. – Все-таки вражеский тыл. Тут бы до соединения с основными силами продержаться.
Остальные бойцы, сгрудившиеся на освещенном луной пирсе, поддержали его угрюмым молчанием. Гродов хотел еще что-то, сугубо в своем стиле, добивать к сказанному, взбодрить бойцов, однако вовремя понял, что это бессмысленно: слова здесь уже ничего не решают.
– Одного не советую забывать, парашютисты, – сказал он, уже прослеживая за тем, как диверсанты поднимаются по трапу посыльного катера, – что день высадки – это наш день. Что формировали и готовили нас именно для этого дня.
Переправить на корабли около двух тысяч бойцов полка, со всем их вооружением и боеприпасами, оказалось не так уж и просто. Крейсеры стояли на рейде, поднялась волна, которая даже в защищенной высокими берегами Казачьей бухте угрожала разбить катера о борт судна, а баркасы растерзать еще на подходе к ним. Тем не менее к тринадцати часам и ветер начал утихать и погрузка морских пехотинцев подходила к концу.
– Кто-то еще должен подойти? – не сумел пригасить свое любопытство Жодин, заметив, что майор в очередной раз задержал свой взгляд на запыленной бетонной дорожке, ведущей от ворот порта.
– Не исключено, сержант, – ответил Гродов, по-хищному прищуренным взглядом всматриваясь в задернутое холодной дымкой пространство. – В такой день ничто не исключается.
Жорка знал, что Гродов решил не уходить с пирса, пока все до единого морские пехотинцы не окажутся на крейсерах и эсминцах. Однако число десантников на берегу быстро уменьшалось, а майор по-прежнему время от времени нервно оглядывался в сторону невидимых отсюда ворот, откуда должен был появиться «некто».
