– Ползком к пулемету, сержант, – приказал он присевшему возле убитого Курилову. – Я прикрою. Открывай огонь по отступающим!
Ворвавшись в домик, он выхватил пулемет у неповоротливого сержанта и прошелся очередью по тем, кто скапливался за лабазом; таким образом он помог бойцам Колотова ворваться в большое, несуразное с виду строение.
– Возницкий, ты жив? – спросил он, посылая короткие очереди в сторону румынских солдат, убегавших к крайним усадьбам.
– Здесь я! – отозвался командир первого взвода от складского помещения, которое находилось слева от хижины.
– Бери семерых бойцов, быстро собери все оружие и доставь его в окопы. Не забывайте опустошать патронташи.
– Может, часть оружия – сразу же за холм, на косу?
– Главное, чтобы оно оказалось в нашем распоряжении. Ты, Колотов, позаботься о раненых, всех – на лазаретный островок!
Оглянувшись, Зубов увидел, что двое легкораненых моряков и парнишка уже собирают оружие тех румын, которые полегли у самых окопов. Однако раненые делали это слишком медленно, в то время как румыны вновь накапливались на окраине деревни, готовясь к следующей атаке, уже которой в течение дня.
Приказав Возницкому продержаться со своим взводом на хуторке в течение тридцати минут, старший лейтенант вместе с Куриловым, который стал его ординарцем и личным телохранителем, вернулся к окопам. А уже оттуда, по отводной траншее, пробрался к окопчику за холмом, где в глубокой каменистой щели затаился со своим бесценным, но пока что бесполезным аппаратом радист Сенчук.
– Что, мореман, бездельничаешь? – опустился рядом с ним Зубов, оставив сержанта на холме, на прикрытие.
– Самому тошно, товарищ старший лейтенант, – шмыгнул вечно простуженным носом радист.
Тот, первый связист, который высаживался с рацией на спине, погиб во время налета штурмовиков. К счастью, в роте был радист-дублер, которому Зубов благоразумно приказал держаться подальше от основного, чем и спас его. Комроты не мог знать, что, поскольку какое-то время его рация на связь не выходила, то на флагманском охотнике и в штабе обороны сочли, что она умолкла навсегда. На вид этому худощавому пареньку-связисту с иссеченным угрями лицом было лет семнадцать, не больше, и комроты подозревал, что, поступая в школу радистов, Сенчук попросту «приписал» себе год-другой.
– Неужели и тебе, мореман, тошно? Вот уж о ком не подумал бы. Именно поэтому принялся палить из карабина по наступавшим румынам, хотя помнил мой приказ: не высовываться?!
– Так ведь двоих, которые сумели прорваться по плавням, чтобы зайти вам в тыл, я все-таки уложил.
– Вот как?! Я этого не знал.
– Уложил, сам видел, – подтвердил Курилов, который прекрасно слышал их разговор.
– Тогда, мореман, считай, что победа в этом бою – на твоем счету.
– Ну, я так не говорил.
– Не скромничай, мореман. Командир отряда катеров на связь, я так понимаю, не выходил?
– Хотя обещал. Я трижды пытался связаться с ним. Радист флагманского катера не отвечает – и все тут.
– Это не аргумент, мореман. Вызывай еще раз, – скорее из безнадежности, нежели из веры в успех, приказал Зубов и был удивлен, когда после двухминутного бормотания в микрофон Сенчук вдруг воскликнул: – Есть связь! Не может быть: они все-таки на связи!
Прежде всего, Зубов попросил к рации капитан-лейтенанта Осминова, но радист сказал, что тот, тяжелораненый, переправлен на эсминец. Теперь катером и десантным отрядом командует старший лейтенант Изотов.
– Да кто бы он ни был! – нервно подстегнул своего собеседника комроты.
– Значит, ситуация складывается таким образом, – тут же скороговоркой зачастил командир отряда. – Во время нескольких авианалетов один катер затонул; два, в том числе и наш, получили повреждения. Рация тоже вышла из строя, поэтому ее пришлось заменить. К тому же…
– Ваши дальнейшие действия, мореман? – прервал его брюзжание Зубов.
– То есть?
– Вы собираетесь снимать остатки моей роты с плацдарма? Только так: «да» или «нет», поскольку противник снова готовится к атаке. Я должен знать, на что могу рассчитывать.
Те несколько мгновений, которые Изотов провел в молчании, командиру десанта показались вечностью.
– Через час мы будем в районе плацдарма.
– А чуточку раньше? Понимаешь, мореман, здесь важна каждая минута.
– Насколько я знаю, вам приказано держаться до утра. Таков был последний приказ, который последовал в девятнадцать ноль-ноль.
– Такого приказа мое командование до меня не доводило. Перед высадкой нам приказано было захватить плацдарм и удерживать его до последней возможности.
– Вот именно, старший лейтенант, до последней.
– Если мы все здесь погибнем, удерживать плацдарм будет некому. До утра он будет румынским.
– Сказал же: буду через час. Раньше просто не получится. Почти все экипажи заняты ремонтом. И находимся мы на рейде Одессы, под прикрытием портовых зениток. Нужны еще какие-то доводы?
– Да все понятно, мореман…
– Где вы сосредоточены? Сколько вас и откуда снимать?
Эти вопросы, имея под рукой карту, Изотов задавал уже под вытье моторов вражеских штурмовиков, которые совершали очередной налет на плацдарм. Однако Зубов успел объяснить командиру катеров, что сосредоточены они будут в двух местах: на островке Русин, на котором имеется рыбацкий причал и где находится лазарет десантников, и на косе, уходившей далеко в Днепровский лиман, располагаясь на которой бойцы могут прикрывать подступы к островку.
– Судя по всему, вечер будет лунным, – завершил свои объяснения Зубов, – тем не менее месторасположение свое определим красными ракетами. Единственный вопрос, ответить на который пока не могу, – сколько нас осталось. Сам слышишь, мореман, что здесь творится. В атаку снова пойдет вражеская пехота.
– Как только приблизимся, тут же поддержу вас огнем, – попытался хоть как-то приободрить его Изотов.
Налет «юнкерсов» продолжался немыслимо долго. Пользуясь беззащитностью десантников, немецкие летчики утюжили плацдарм вдоль и поперек, словно бы упражняясь в умении вычерчивать в небе виражи да в огневой точности. Особенно они изощрялись над лазаретным островком морских пехотинцев, который лишь время от времени огрызался редкими винтовочными выстрелами. Когда же штурмовики наконец улетели, появился румынский самолет-разведчик, пилоты которого исполняли роль корректировщиков сразу для двух батарей: тяжелой дальнобойной и обычной полевой, удары которых тоже становились все более точными. Причем на сей раз основной удар пришелся по рыбачьему стану да по окопам, прикрывающим косу.
Потери в роте оказались такими, что Зубов едва успел отозвать последних четырех бойцов из хижины и лабаза. Даже в окопах, у косы, десантники с трудом отбили атаку двух танкеток, поддержанную кавалерией и пехотой противника. Но после этого уцелевшим морякам пришлось отходить на косу и в плавни. Когда же подошел катер, шестеро остававшихся на кончике косы бойцов отбили последнюю атаку, после которой старший сержант Курилов прокричал Зубову, радисту и еще какому-то десантнику:
