– Уходите вброд, вплавь, я прикрою!
– Отходим вместе, отстреливаясь! – предложил старший лейтенант.
– Вместе не получится!
– Значит, вместе погибнем!
– Э, нет, кто-то должен выжить. Тут уж кому как суждено. Прощай, старшой! Видно, не подфартит мне вырваться из этой чертовой трясины.
И действительно, Курилов прикрывал, пока мог. Да еще какой-то уцелевший на «лазаретном» островке боец поддерживал его, не позволяя румынам высовываться из-за подготовленного моряками завала.
Десантники уже подходили по плавням к морскому охотнику, когда рядом разорвался снаряд. На палубу старшего лейтенанта втащили бросившиеся в воду моряки катера. Одного, теряющего сознание…
23
До начала наступления осиповцев оставалось еще полчаса, а десантники уже полностью овладели окопами тех румынских солдат, которые удерживали восточный плацдарм прикрытия перешейка, и теперь шестью пулеметами, два из которых оказались трофейными, очищали от противника саму косу. Под их прикрытием моряки двумя прибрежными колоннами стали продвигаться вдоль моря и лимана, все дальше оттесняя уцелевших легионеров к средине перешейка да к небольшим камышовым островкам, подступавшим к ней со стороны лимана.
– Ты что, решил отбить перешеек своими силами? – рассмеялся в трубку Осипов, как только радист опустился рядом с командиром полка на удобно вымощенном шинелями командном пункте. Даже в таких, сугубо фронтовых, условиях румынские офицеры старались устроиться поуютнее. – Моя разведка доносит, что с восточного берега ты их уже потеснил.
– Да комбат у меня тут нервный объявился, – ответил майор, подставляя руку санитару. Рана оказалась значительно сложнее, нежели он мог предположить, просто в горячке боя Дмитрий этого не осознавал.
– Уж не Владыкой ли кличут этого комбата?
– Он самый, кто же еще? Вы, товарищ полковник, с наступлением не торопитесь. Пусть отходят на тот берег. Под вашим огнем, ясное дело.
– «Хочешь победить врага – дай ему возможность отступить»? – уловил суть его замысла Осипов.
– Древние учили нас действовать именно так. Уцелевших потом добьем. Где вы сейчас располагаетесь, товарищ полковник?
– На том же полевом стане, на котором когда-то располагался фронтовой госпиталь, а затем и твой штаб. Кстати, после прорыва тебе снова придется держать оборону на этом же участке.
– Вот уж действительно пути Господни… Так, может быть, мне и батальон мой вернут, коль уж так романтично все складывается? – Несколько секунд Осипов натужно сопел в трубку и молчал. Чувствовалось: то, что он вынужден будет произнести, давалось ему с трудом. Уловив его настроение, майор встревоженно спросил: – Он что, погиб? Весь?!
– Не то чтобы весь и не то чтобы погиб… Но потери за дни твоего отсутствия понес значительные. И поскольку по штатному расписанию он в полку был вроде как лишний, то есть сверх штата… Словом, пришлось остатки его личного состава разбросать по другим батальонам. От которых, сам знаешь, тоже одно название оставалось.
– Тягостное известие, товарищ полковник.
– Скажи спасибо, что хоть в морской пехоте воюют, а то ведь могли по общевойсковым стрелковым ротам разбросать, поползновения такие были.
Гродова так и подмывало удариться в расспросы: кто погиб из его батальона, а кто уцелел, да как сложились судьбы офицеров. Однако понимал, что затевать подобные разговоры с полковником сейчас, в эти минуты, бессмысленно. Вместо расспросов он произнес:
– И кому только в голову могло бы прийти такое – морского пехотинца унижать до какого-то пехотного стрелка в обмотках?!
– Вот и канониры твои точно так же возмущались, почти дословно. Словом, как только встретимся, обязательно выпьем – и за батальон твой бывший, и за твой нынешний, теперь уже бессмертный полк.
Солнце уже окончательно угасло, когда Гродов повел своих бойцов на прорыв. Короткие перестрелки тут и там перерастали в яростные рукопашные схватки, которые продолжались на мелководье, в плавнях и на островках. Кто-то из завоевателей яростно сопротивлялся, кто-то падал на колени и умоляюще поднимал руки вверх. Но воинственный клич «Полундра!» все угрожающе надвигался на оккупантов с обоих концов перешейка, и не было в этой яростной схватке места ни колебаниям, ни пощаде.
Пока десантники и осиповцы братались недалеко от западной окраины перешейка, Гродов взял под свое командование сильно поредевшую штурмовую роту Дроздова и вернулся с ней к восточному плацдарму. Там его бойцы заняли оборону и держали ее до тех пор, пока по перешейку не прошли последние группы десантников, а вместе с ними – лазарет и обоз с трофеями, который замыкали четыре грузовика с дальнобойными орудиями. На рассвете, дождавшись появления двух запоздавших повозок с ранеными из батальона Никонова, майор приказал лейтенанту Дроздову снять засады и оцепление и отходить на западный берег.
– А вы что, и дальше намерены оставаться здесь? – удивленно уставился на него командир роты.
– Должен же кто-то прикрывать и ваш отход.
– Отход полка прикрывает его командир? Что-то новое в военной тактике.
– Но станет традиционным в тактике десантников.
– И вы остаетесь только с этими тремя бойцами? – осмотрел Дроздов сержанта Жодина и его неизменных спутников – краснофлотцев Малюту и Злотника. – Понимаю, в вашем восприятии они предстают в облике солдат старой гвардии Наполеона, но все же.
– Разве вам неизвестно, что во все времена, во всех походах и войнах составлять арьергард считалось уделом храбрецов?
– И все же позвольте оставить вам еще хотя бы пятерых бойцов.
– Только ради того, чтобы оказать им честь, – устало улыбнулся Гродов. От усталости он буквально валился с ног, но продолжал всячески бодриться.
Оставшись с группой Жодина и еще пятью бойцами-дроздовцами, Гродов с полчаса осматривал в бинокль прибрежную равнину, клубы тумана над которой каким-то загадочным образом соединяли море, лиман и степь. И лишь убедившись, что никто из десантников на Большеаджалыкском плацдарме не остался, велел сопровождавшим его бойцам отходить.
По установленной им самим традиции, и в этот раз Черный Комиссар оставлял позиции последним.
* * *
В течение нескольких последующих суток десантники Гродова вместе с остальными морскими пехотинцами и полевыми стрелками добивали окруженные подразделения противника, прочесывали степные хутора, овраги и плавни, выкуривая румынских вояк, которые искали там спасения. В то же время значительно пополнившаяся за счет трофейных орудий артиллерия Восточного сектора совершала массированные артналеты на любое скопление противника, которое только обнаруживалось армейской или авиационной разведкой.
А затем, воспользовавшись наступившим на фронте затишьем, часть защитников Одессы прошла по городским улицам, от окраин Пересыпи до центра города, «парадом трофейной техники». Причем среди захваченных у врага орудий особое внимание одесситов привлекали добытые десантниками дальнобойные пушки, на щитах и стволах которых было написано: «Она стреляла по Одессе…». И въезжал майор Гродов в познавший радость избавления город в кабине одного из автомобилей, который использовали сейчас в роли артиллерийского тягача.
