«Да уж!» – саркастически осклабился генерал.
– К разговору о союзничестве вернемся после свидания с мадам Кондратьевой, – сказал он.
– Мадам Лукиной.
– Лукиной? Ишь ты, соврала, значит, негодная, Господь её разопни на её же собственных грехах!
– На грехах её сейчас распинают офицеры контрразведки, – уточнил Имоти. И по-лошадиному заржал.
«Это в нем явно схамила душа полурусского», – сообразил Семёнов, уставившись на подполковника.
– Сейчас все поймете, – с истинно японской деликатностью склонил голову Имоти, считая, что выразился недостаточно образно.
– Где она, в тюрьме? Так стоит ли мне встречаться с этой мерзавкой?
– «Стоит – не стоит» – так вопрос уже не ставится. Вы обязаны встретиться.
– Как это понимать?
– Мы, японцы, говорим то, что говорим.
«Мы, японцы… – обиженно хмыкнул генерал, не привыкший, чтобы с ним говорили в таком категоричном тоне. – Это-то как раз не о японцах».
А видеть сейчас Лукину, или как её там, Семёнову крайне не хотелось.
38
Вся компания долго поднималась по основательно забытой, едва очерченной горной дороге, пока наконец не достигла равнины, на которой возвышались замшелые руины замка. Огромные каменные блоки, остатки оконной готики, обломки полуистлевших дубовых балок…
– Это он и есть – замок Шварцтирбах, названный так по названию самой возвышенности, – обвел морщинистой рукой каменное жертвоприношение вечности последний из древнего рода, Георг фон Тирбах, которого маньчжурскому стрелку, а ныне оберштурмфюреру
[57]
Виктору фон Тирбаху посчастливилось отыскать в Германии.
– Если говорить честно, я представлял его совершенно иным, – молвил предполагаемый наследник.
– Зато теперь образ этого пристанища древних рыцарей останется в вашем сознании на века.
– И давно он пребывает в таком состоянии? – поинтересовался Курбатов, обратив внимание, что возле замка нет воронок от бомб, а сами разрушения вызваны явно не взрывами и представляются довольно древними.
– Это как взглянуть на его летопись, – объяснил старик-хранитель. – Да, известно, что развалины взывают к небесам уже в течение восьмидесяти лет. Но ведь самому замку более шести столетий!
Приземистый, почти карликового роста семидесятипятилетний Георг фон Тирбах сумел сохранить аристократичную осанку и, сколь бы неуместной она ни казалась на фоне этих родовых руин, демонстрировал её офицерам с истинно королевским достоинством. Длинные седые волосы его все еще оставались достаточно густыми, чтобы шапкой покрывать благородно запрокинутую голову, а массивный, тщательно выбритый подбородок непреклонно свидетельствовал о былой силе воли.
– А это что за раскопки? – указал Курбатов рукой в сторону свежего бруствера, за которым открывалось некое подобие то ли подкопа, то ли огневой точки. – Бесплодные старания вечных искателей сокровищ?
– Здесь пытались установить зенитное орудие.
– Резонно, место выбрано удачно, – опытом бывалого офицера оценил полковник. – Почему же в конечном итоге не установили?
– Удалось уговорить начальника гарнизона не делать этого.
– Отказались от такого прикрытия?
– Не мог допустить, чтобы бомбы и авиационные снаряды англосаксов крушили останки моего родового гнезда. Пусть всего лишь руины… Должен признать, это стоило денег, но как видите, авиация союзников здесь особо не зверствовала.
– Война, в принципе, – очень дорогое развлечение, – заметил оберштурмфюрер фон Тирбах, осматривая развалины взглядом странника, добравшегося до родового пепелища.
Майор фон Бергер
[58]
и князь Курбатов, стоявшие чуть позади Тирбахов, понимающе переглянулись. Старый барон вызывал у них уважение. Виктору же, неожиданно ставшему без пяти минут обладателем почтенной древности, они попросту завидовали: что ни говори, а сегодня он по-настоящему обретал родословную, какое-никакое состояние и остатки древнего замка. Обретал родину. Если учесть к тому же, что жена фон Бергера, сын и две дочери погибли, а Курбатов находился в нескольких тысячах километров от родных мест, не имея ни состояния, ни родни, – это действительно стоило доброй зависти.
– Не скрою, я все еще далеко не нищий, – величаво повел узкими худыми плечиками старый барон. – Однако единственное, что я по-настоящему сумел сохранить в неприкосновенности, так это священное право нашего рода на руины Шварцтирбаха и всю возвышенность, где он располагается.
– А что, возникали и другие претенденты? – сурово поинтересовался Виктор фон Тирбах.
– Было бы странно, если бы их не оказалось. В свое время король Саксонии даровал гору и участок земли в долине одному из моих предков – за исключительную храбрость в сражении с викингами. Но как же давно это было: сколько правителей и алчущих наш Шварцтирбах сменилось! Да, подлых и хитрых. Но все же мы отстояли свое право… не только во имя возрождения рода Тирбахов, но и во имя возрождения истинно германской империи.
Курбатов уже догадывался, что под «истинно германской империей» Георг фон Тирбах имел в виду совершенно не то, на что молились Гитлер, Геббельс и их окружение. Престарелый барон все еще оставался яростным монархистом и мечтал о дне, когда на берлинский престол вновь взойдет император. Фюрер в роли правителя казался ему всего лишь жалким суррогатом монарха и, вообще, руководителя страны или вождя нации.
– Все еще верите в подобное возрождение? – усомнился фон Бергер не совсем тактично.
– А кто сказал, что наша страна проклята богами? Почему она должна мириться с властью какого-то там фюрера? Неужели не достойна короны императора, сильной и мудрой личности, способной вновь превратить Германию в Священную Римскую империю? Или, по крайней мере, в нормальное аристократически-европейское государство?
– Вы слишком резки в суждениях, барон, – мрачно, хотя и достаточно учтиво, обронил Виктор фон Тирбах. – Мои друзья, конечно, понимают, – повернулся он к офицерам, взгляды есть взгляды. Тем более – старого патриота-монархиста. И все же многих это коробит.
– Я достаточно пожил для того, чтобы позволить себе говорить что думаю, – с вызовом ответил хозяин, горделиво осмотрев каждого из троих гостей.
Виктор хотел было прокомментировать его слова, но появившийся в поднебесье гул заставил его вместе со всеми прислушаться к этому «зову небес».
