– Генеральный штаб не пойдет на это. В его подчинении все еще находятся миллионы. Лучших воинов Азии! Иметь такую армию и капитулировать?!
– Иначе третья бомба падет на Токио. И тогда существование самой этой армии станет бессмысленным.
– Но так войну вести нельзя, генерал! Американцы не соблюдают военных традиций. Мы – храбрая нация, у нас уже тысячи камикадзе… – проговорил он, отрешенно глядя на виднеющуюся отсюда, с возвышенности, часть залива.
– Однако вся нация смертником стать не может, – прервал его рассуждения атаман. – Будем надеяться, император и его генералы понимают это. Хотя совершенно очевидно: крах Японии – это и кончина Белого движения на Дальнем Востоке да, пожалуй, и во всем мире.
– Я всегда считал: всякая война – это бумеранг, который неминуемо настигает того, кто неумело или неосмотрительно запустил его. Но даже предположить не мог, насколько жестоким станет возмездие, – промолвил подполковник Имоти, усаживаясь рядом с водителем.
– Возмездие всегда жестоко. Рас-пла-та…
– Но в любом случае вас, господин генерал, мы попытаемся спасти. Япония союзников не предает, это противоречило бы кодексу «Буси-до»
[88]
. Поэтому наша договоренность по поводу катера остается в силе.
8
Внимательно выслушав сообщение Вечного Гостя о звонке из советского консульства, атаман несколько минут нервно вышагивал по кабинету, затем вышел на галерею и, немного успокоившись, долго наблюдал за белыми барашками на серовато-голубой ряби залива.
– Что вы намерены предпринять, господин генерал-лейтенант? – остановился Жуковский рядом с хозяином. Несмотря на очень близкие отношения он всегда обращался к Семёнову на «вы» и оставался одним из немногих людей, помнивших, что тот – не просто генерал, а генерал-лейтенант, подчеркивая таким образом его старшинство по чину.
– Продолжу работать над книгой, – неожиданно ответил атаман, заставив адъютанта, решившего, что он просто не расслышал вопроса, недоуменно воззриться на него.
– Видел краем глаза вашу будущую книгу. Про нашу погибель называется. Но речь не о ней. Если я верно понимаю ситуацию, японцы предлагают вам отбыть на имперские острова?
– Не стану скрывать от тебя, предлагают. Настоятельно. Приезжал известный тебе подполковник Имоти.
– Из контрразведки, – кивнул Вечный Гость. – Но, как видно, Советы тоже заинтересованы в переговорах с вами, поэтому тщательно следят за каждым вашим шагом.
– И даже пытаются шантажировать, вступая в прямые переговоры с Власьевским.
– Не удивлюсь, если к схватке за ваше влияние подключатся и американцы.
– Не за влияние моё это идет схватка, а скорее за мою голову, – сокрушенно помотал поседевшей казацкой шевелюрой атаман.
Однако Вечный Гость с ним не согласился.
– Если бы красным нужна была только ваша голова, они получили бы её прямо здесь. Штаб ваш саморасформировался, оставшиеся части Захинганского корпуса, формально входящие в состав армии Маньчжоу-Го, деморализованы и большинство служилого люда разбежалось, охраны у вас никакой… Что советской разведке может помешать застрелить вас прямо здесь, в поместье?
– До сих пор, как видишь, не застрелили.
– Так что вы намерены предпринять?
– Сказал уже, в соболях-алмазах: за те дни, которые мне остались до появления здесь красноармейцев, хочу закончить рукопись. Передать её в надежные руки. Книга – вот то, что должно остаться после нас в море лжи, в котором и дальше будет топить нас коммунистическая пропаганда. По себе ведь знаешь: первое моё детище штудируешь чуть ли не каждый день. И не ты один. Надеюсь, что так же станут интересоваться и вторым.
Жуковский понимал, что в последние дни работа над книгой стала последним нравственным прибежищем главкома. Тем не менее он решил, что в данном случае атаман неискренен: «Неужели не доверяет? Или же воспринял мой разговор с Ярыгиным как вербовку красных? А может, решил драпануть в тайне от меня, поскольку к моей судьбе японцы остаются безучастными?».
Однако для самого генерала сомнения и страхи его Гостя остались неведомы. Открыв папку, он бегло просмотрел с десяток бумаг из тех, что не использовались при написании «О себе», и остановился на копии телеграммы, датированной 6 октября 1920 года: «Считаю долгом своим не только признать Вас как Правителя Юга России, но и подчиниться Вам, оставаясь во главе Российской Восточной Окраины. От имени своего, подчиненных мне войск и всего населения приветствую Вас в великом подвиге служения Отчизне. Да поможет Вам Бог! Генерал-лейтенант, атаман Г. М. Семёнов». Адресована бумага была барону Врангелю.
Конечно же, в предыдущей книге речь шла и о ней самой, и об обстоятельствах, которые, сразу же после расстрела коммунистами адмирала Колчака вынудили Семёнова обратиться с этим посланием к правителю Юга. Тем не менее сейчас атаману захотелось вернуться именно к этому документу. Уже через две недели после получения данной телеграммы Семёнову пришлось оставить Читу и с боями отходить на восток, к китайской границе, причем рассчитывать на помощь Врангеля или какого-либо иного русского генерала было бессмысленно. Как, впрочем, и на помощь иностранцев, помощь давно предавшей его Антанты.
В дни после гибели Колчака атаман явственно предчувствовал, что и его, «семёновское», движение японцы и китайцы предадут точно так же, как французы и чехи предали «сибирского правителя». А еще он тогда осознал, что именно ему, полубуряту, суждено стать последним русским генералом, противостоящим коммунистической чуме.
Теперь, работая над второй своей книгой, под условным названием «Гибель Белого движения», атаман как бы заново переживал многое, что уже давно было пережито. Причем, возвращаясь к некоторым событиям, на которых он останавливался в первой своей книге, Семёнов воспринимал их теперь с высоты прожитых лет и сложившихся реалий совершенно по-иному.
…Начало января 1918 года. Лютые морозы. В его «армии», насчитывавшей менее шестисот штыков и сабель, острейшая нехватка оружия, особенно артиллерии и боеприпасов. Бойцы страдают от отсутствия теплого обмундирования, и под угрозой массового дезертирства самое время распускать их по хатам, на зимовку, как это нередко делали командиры красных партизан. Но он сумел перехватить на железной дороге и бескровно переманить к себе трехсотенный отряд бывших военнопленных сербов, которым предписано было возвращаться на родину через Владивосток, а вместе с ними – двухорудийную батарею и около двух тысяч винтовок.
После этого бегство из его отряда почти прекратилось. Наоборот, он начал формирование элитного Семёновского пехотного полка и также эскадроны бурятских кавалеристов, в которые вошли те, кто пытался увидеть в атамане Семёнове бурятского батыра и будущего хана Великой Бурятии.
Однако в это время атаман вел переговоры с иностранными представителями в Китае и принялся формировать Временное Забайкальское правительство во главе с деятелем Белого движения Краковецким, с целью облачения самой идеи этого процесса хоть в какую-то форму государственности. Зря, конечно, что уже в августе он инициировал сложение этим правительством своих полномочий и подчинение колчаковскому временному Сибирскому правительству. Не хватило у него тогда державной воли и мужества формировать собственную, Даурскую империю.
