– Батарея? – неуверенно переспросил Гродов. – Извините, ни одного орудия почему-то не вижу. Оборудованных стационарных позиций тоже не наблюдаю.
Кречет снисходительно проследил за тем, как, напрягая зрение, комбат пытается отыскать хоть какие-то следы батареи, и столь же снисходительно улыбнулся.
– Вот так же и всем прочим любопытным даже в голову не приходит, что крестьянские усадьбы эти – чистая бутафория, и что на самом деле под каждым из трех домов скрывается по 180-мм пушке закрытого типа, весом в девяносто тонн и при длине ствола в шесть метров.
– Ну а сам домик, очевидно, вращается вместе с орудием, обладающим круговым обстрелом… – задумчиво дополнил его капитан.
Он весьма скептически отнесся к подобной маскировке. Возможно, эти домики и способны были сбить с толку какой-то там праздношатающийся люд, но только не разведку противника, которой наверняка давно известно все то, что известно любому из пушкарей. Однако разочаровывать штабиста не стал: в конце концов, игра в секретность всегда оставалась одной из форм боевой подготовки армейцев.
– Так точно, обстрел круговой, – не без гордости сообщал Кречет. Комбат уже знал, что в свое время майор тоже начинал с батарейной службы, командиром огневого взвода. И хотя очень скоро оказался в «негнущихся рядах штабистов», тем не менее в душе по-прежнему оставался «огневиком». – Кстати, вес снаряда такой «пушчонки» составляет девяносто шесть, а вес порохового заряда картузного заряжания – сорок два килограмма, – явно бравировал своими познаниями майор. Говорил он вычурно, почти азартно жестикулируя при этом руками. – Правда, есть и тридцатишестикилограммовые. Стоит ли удивляться, что дальность полета снаряда достигает сорока километров, и залетает он при этом на семнадцатый километр небесной выси, посылая артиллерийские приветы ангелам.
– «Артиллерийские приветы ангелам» – это по-нашему, – одобрил комбат.
– А еще говорят, что стоимость одного залпа этой трехорудийной батареи такая же, как и стоимость трактора «ХТЗ». Как тебе такая бухгалтерия, капитан?
– Убедительно. Даже на врагах наших и то экономить придется.
– Здесь впечатляет решительно все – вот что я тебе скажу, комбат. Сам с удовольствием принял бы командование такой батареей, хотя по званию уже не положено.
Они вернулись к машине, и майор приказал водителю ехать дальше.
– И каково же зенитное прикрытие батареи? – спросил Гродов уже после того, как преградивший им путь часовой, возникший из хорошо замаскированного наблюдательного пункта, оборудованного рядом с землянкой, убедился, что едут свои.
– Две пулеметные установки, в четыре ствола каждая, и два зенитных орудия сорок пятого калибра.
– Надо бы попросить еще одну зенитку, тогда каждое тяжелое орудие имело бы свое зенитное прикрытие, которое можно было бы использовать и для огневой поддержки прямой наводкой, против наступающей пехоты и танков.
– Зенитки – для прямой наводки против пехоты?.. – поползли вверх цыганские брови Кречета.
– В том числе и зенитные пулеметы. При скорострельности и плотности огня этой зенитной батареи… Да в соединении с мощью тяжелых орудий…
– Впервые слышу о таком применении зениток, – пожал плечами Кречет. – Хотя не спорю, теоретически это вполне возможно. Правда, для этого следует предположить, что основные наши силы уже оказались за Южным Бугом, а войска противника, наоборот, взяли Одессу в окружение и наступают со стороны Николаева. Ты что, всерьез допускаешь подобный вариант начала войны?
– А что вас смущает, товарищ майор?
– Осознание того, что в самом твоем предположении, комбат, заложен элемент пораженчества.
– При чем здесь «пораженчество»?! – холодно возразил Гродов, тут же вспомнив, однако, о предостережении Коржевского. – Всякая оборонная доктрина должна выстраиваться, исходя из самого опасного развития событий. Это же азы военной теории.
– Э-э, ты кем это мнишь себя, капитан? – оглянулся майор со своего переднего сиденья. – «Оборонная доктрина», «Азы военной теории»…
– Как всякий уважающий себя офицер, я стараюсь…
– Ты со мной еще о Женевских соглашениях и всяких там конвенциях поговори, – саркастически прервал его штабист.
– Не исключено, что и о них тоже не раз вспоминать придется, – заклинило Дмитрия, уже почувствовавшего, что теряет надлежащее уважение к майору. – Во всяком случае, сразу же, как только появятся первые пленные или же у кого-то возникнет соблазн прибегнуть к газовой атаке.
Теперь уже не только майор, но и водитель машины многозначительно взглянули на Гродова. И просматривалось в этом взгляде нечто иронически сочувственное. «Обычно так смотрят на юродивых», – объяснил себе комбат.
– «Переучился» ты на своих питерских курсах, что ли? – каким-то совершенно изменившимся, приглушенным голосом поинтересовался штабной офицер.
– Никак нет, в самый раз, – поиграл желваками комбат.
– Ну-ну, хотелось бы верить. Ты кто такой, на сегодняшний день, есть, капитан Гродов? Ты – командир батареи. Всего-навсего. А значит, дело твое – блюсти готовность орудий и стрелять, когда велят и куда прикажут. Причем только так: когда велят и куда прикажут.
На батарее уже были предупреждены о прибытии нового командира и штабного офицера, поэтому, как только Кречет и Гродов вышли из машины, тут же последовала команда: «Батарея, стройсь!», и заместитель комбата старший лейтенант Лиханов доложил майору, что весь личный состав батареи в количестве ста тридцати бойцов построен.
Представив краснофлотцам-артиллеристам их нового командира, Кречет в сопровождении Гродова и Лиханова обошел строй.
– Командир огневого взвода батареи лейтенант Куршинов, – представился худощавый, заметно сутулящийся парень, которого Лиханов тут же отрекомендовал как отличного бомбардира, прекрасно умеющего вычислять цели и корректировать огонь орудий.
– Командир взвода зенитного прикрытия мичман Злобин, – отдал вслед за ним честь кряжистый, явно засидевшийся в мичманах, мужичок, с удлиненным, желтоватым лицом степного кочевника.
В ипостаси командира взвода технического обеспечения батареи представал разбитной на вид лейтенант Дробин, которого сам штабной майор признал техническим уникумом и мастером на все руки. И наконец, во главе взвода охраны оказался розовощекий, со слегка припухшими губами, младший лейтенант Кириллов – паренек гимназического вида, получивший свой «корнетский» кубарь прямо на петлицы старшего сержанта-срочника.
Гродов знал, что для службы в тяжелой артиллерии военкоматы старались подбирать физически крепких, рабоче-крестьянских парней, но большинство стоявших перед ним краснофлотцев, на ленточках которых красовалась надпись «Береговая оборона ЧФ», просто поражали своими мощными фигурами. «А что, с такими можно и повоевать», – сказал он себе.
Решив, что миссию свою он выполнил, майор объявил о желании откланяться, но, прежде чем скрыться в салоне легковушки, все же отвел комбата в сторонку.
