Высказывать это свое удивление командир десантников так и не решился: это уже было бы слишком. Кажется, он и так перешагнул некую пропагандистскую «точку невозврата», за коей у всякого мыслящего офицера неминуемо возникает масса нелицеприятных вопросов, отвечать на которые здесь некому. Тем временем в зале воцарилось угрюмое молчание.
– Однако вернемся к румынскому гарнизону мыса Сату-Ноу, – вновь дипломатично разрядил обстановку командующий флотилией, хотя первым порывом его было резко осадить Гродова и заставить умолкнуть. Другое дело, что контр-адмирал понимал: если он отреагирует таким образом, то не только отдаст капитана в руки сотрудников Особого отдела, начальник которого находился сейчас в Севастополе, но и позволит начальству считать, что в штабе флотилии произошло ЧП. – Напомню всем, что мы остановились на его малочисленности и нацеленности на форсирование реки. Предполагаемые действия вашего батальона, капитан Гродов?
– Этим настроем румын мы и должны воспользоваться. Малочисленность гарнизона мыса Сату-Ноу убеждает нас, что налаживать стратегическую переправу в секторе обороны Измаила они не решатся, опасаясь слишком больших потерь. Значит, здесь они прибегнут только к тактическому, отвлекающему десанту, в котором наверняка задействуют силы расквартированного на мысе пехотного батальона. Так вот, как только мы погасим первую волну румынского десанта – нужно сразу же совершать десантный бросок на мыс. Уверен: румынское командование ошалеет от нашей наглости. Обращаю внимание командиров кораблей, что берега мыса значительно выше, нежели наш берег, из этого следует, что стоит десантным катерам преодолеть середину реки, как они тут же окажутся в мертвой для румынских артиллеристов зоне. Впрочем, для пулеметчиков – тоже.
– А ведь верно подмечено, – заметил комендант сектора береговой обороны Просянов. – Если усилить присланный десантный отряд имеющейся у нас ротой морских пехотинцев да запросить хотя бы роту у командования Чапаевской стрелковой дивизии, мыс можно будет взять.
Едва полковник Просянов произнес это, как в дверях с папкой в руке появился уже знакомый Гродову начальник оперативного отдела штаба флотилии Филипп Тетюркин.
– Прошу прощения, товарищ командующий, но… крайне любопытное донесение.
– Разве что «крайне любопытное», капитан-лейтенант. Зачитывайте, не томите.
– Остановлюсь только на самом существенном. «Из сообщений зарубежных источников… В Сулинский рукав вошло штабное судно «фюрера СД-Валахии» бригадефюрера СС фон Гравса, который отвечает за зачистку прифронтовой полосы. По всему дунайскому участку границы легкую полевую артиллерию устанавливают на прямую наводку. Сегодня, 19 июня, на рассвете, все снаряды на батареях стали складировать на грунт». Вот, собственно, и все, – захлопнул папку совсем еще юный с виду капитан-лейтенант.
– Что-что?! – поморщился контр-адмирал. – Что вы там вычитали о снарядах «на грунте»? – Что их стали складировать прямо на грунт, – пожал плечами начальник оперативного отдела штаба флотилии.
– Из этого следует, что уже сегодня батареи должны будут открыть огонь?
– Разрешите, товарищ командующий, – вновь поднялся со своего места Гродов. – По артиллерийским предписаниям всего мира, снаряды разрешено «складировать на грунт» только в том случае, если они будут использованы в течение ближайших трех суток. Видно, что по первой военной профессии своей этот агентурный источник – артиллерист
[46]
. Потому и подал подсказку таким вот сугубо батарейным образом.
– Точно! В течение трех суток! Пушкарь есть пушкарь, – вполголоса заключил командир зенитного артдивизиона, обращаясь к кому-то из своих соседей. – Лично я не сразу сообразил что к чему, а надо бы. Видать, и в самом деле нет лучше разведчика, нежели настоящий, опытный артиллерист.
– И если сейчас мы пребываем на исходе 19 июня, – продолжил мысль Гродова контр-адмирал, – то получается, что?..
– …Что в стволы орудий эти снаряды скорее всего пойдут не позднее 22 июня. В крайнем случае на рассвете 23-го. Это ли не подсказка для всех нас, в приграничье сущих; не сигнал для наших артиллеристов?
Командующий в волнении отодвинул лежавшую на столе фуражку, машинально переставил с места на место морской бинокль.
– В подвале этого здания только что завершено оборудование флагманского командного пункта флотилии, – твердым, повелевающим голосом произнес контр-адмирал, вновь поднимаясь из-за стола и почти после каждого слова постукивая о него туго сжатыми кулаками. – Хотя соответствующих директив пока что не поступало, однако с завтрашнего дня во всех подразделениях флотилии объявляется готовность номер один. Согласно инструкции штаба Черноморского флота, утвержденной народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР Кузнецовым, эта высшая степень готовности предписывает, чтобы все суда, все орудия и технические средства готовы были вступить в бой немедленно, как только поступит сигнал «Ураган». Все увольнительные в подразделениях отменить. Усилить охрану объектов и принять все антидиверсионные меры. Минерам приготовиться к постановке минных заграждений согласно ранее утвержденной схеме. С завтрашнего дня и вплоть до окончательного прояснения ситуации командующий и штаб флотилии переходят на ночные дежурства в бункере флагманского командного пункта. Кажется, все? – вопросительно взглянул он на начальника штаба.
– Остальные вопросы – в оперативном порядке, – ответил тот заученной штабистской фразой, испытанной во всех мыслимых ситуациях.
– И только так, в оперативном… Всем, кроме капитана Гродова и командира отдельной роты морских пехотинцев старшего лейтенанта Кощеева, следует немедленно отбыть в подразделения. Названным офицерам совместно с сотрудниками штаба разработать и в течение двух часом представить мне план десантной операции на Сату-Ноу.
11
Предвечерье 21 июня капитан Гродов опять встретил на береговом пункте наблюдения старшины Булгара. Разведывать-высматривать здесь уже было нечего. Теперь враг не таился, так что капитану не оставалось ничего иного, как с чувством бессилия фиксировать, что румынская пехота в открытую накапливается в прибрежных оврагах и в плавневых затонах. И что у того берега все больше появляется новых плоскодонных рыбацких каюков, плотов и надувных шлюпок.
– Мыслю, что сегодня ночью они и пойдут, – сдавленным голосом произнес Булгар. – Завтра мы уже проснемся посреди войны.
– Хотя ведут себя румыны так, словно пытаются спровоцировать нас на конфликт, чтобы затем обвинить в агрессивности.
– Не-а, товарищ капитан. На сей раз каким-то там конфликтом, какими-то мелкими стычками не отделаемся. Не будет же румынское командование сутками мурыжить такую массу своей солдатни в прибрежных болотах только ради того, чтобы позлить нас.
– Не будет, – вынужден был признать комбат. – А коль так, до начала войны осталось всего несколько ночных часов. К тому все идет. Интересно только, понимают ли это, черт возьми, в штабе флотилии, флота, в генштабе?
