Выход помог найти человек, который никоим образом, в принципе не должен был искать его, – плененный румынский офицер Олтяну.
– Мне понятна ваша ситуация, господин капитан. Вы уже дважды выручали меня, теперь позвольте выручить вас. Хотя бы в таком незначительном вопросе.
– И каким же образом вы собираетесь это сделать? – ничего поначалу не понял Гродов.
– Разрешите, я сам доведу эту колонну до Чабанки. Без ваших конвоиров. Старше меня по чину в колонне, как я понял, все равно не найдется, так что…
– Ну да?! – недоверчиво уставился комбат на командира диверсантов. – Где гарантия, что всей этой оравой вы не ударитесь в бега? Откуда уверенность, что, оставшись без охраны, эти люди будут подчиняться вам?
– Слово офицера, что доведу их. Мне дважды пришлось полагаться на ваше «слово офицера», господин капитан. Рискните один раз положиться на моё. Откровенно говоря, у меня уже нет желания возвращаться к своим. Зачем трижды испытывать судьбу? Да и вряд ли мне удалось бы пройти через линию фронта.
– Я готов поверить вашему слову, капитан. Только все это уже как бы… не по законам войны.
– Считаете, что история войн не знала прецедента?
– Во всяком случае, мне они неведомы.
– Мой пистолет все еще находится в вашей командирской сумке. В обойме – два патрона.
– Возможно, два. Просите вернуть оружие?
– Вручите мне его прилюдно и объявите, что командовать колонной приказано мне, капитану разведки румынской армии. Все остальное я беру на себя.
– Может, все-таки дать одного бойца для сопровождения? – засомневался Гродов уже после того, как вручил Олтяну его личное оружие, представил колонне пленных и объявил, что ему поручается командовать этой колонной, а также позволено стрелять в каждого, кто решится без разрешения выйти из колонны.
При этом комбат вопросительно взглянул на вооруженного «до зубов» сержанта Жодина, за спиной которого висела винтовка, а на груди – трофейный немецкий автомат.
– Это ваше право, – ответил Олтяну, вкладывая пистолет в кобуру. – Хотя, если уж вы решились на этот эксперимент… Почему бы не довести его до логического конца? Само собой, пистолет я сдам начальнику лагеря.
– Согласен, капитан: рисковать – так рисковать. Принимайте командование колонной
[16]
.
Олтяну тут же оставил Григореску и еще двоих рослых диверсантов при себе, определив им место во главе колонны, остальных отправил в последнюю шеренгу, приказав пресекать всякие попытки к бегству и сообщать о любой попытке сговора. Зычно скомандовав: «Построиться в колонну по четыре и подровнять ряды!», он затем лично посчитал количество этих рядов. Выяснив общий состав своего воинства, Олтяну скомандовал, чтобы все пленные повернулись лицом к стоявшему на обочине Гродову, доложил ему о численности колонны и тут же зычно прокричал по-румынски:
– Уверен, что никому из вас не хочется, чтобы по территории, которая вскоре может оказаться территорией Транснистрии, его гнали под конвоем! Да, случилось так, что мы с вами оказались в плену, точно так же, как немало русских оказалось в эти дни в нашем и германском плену! Но этот храбрый и благородный русский капитан, который совсем недавно командовал десантом, захватившим плацдарм на правом, румынском, берегу Дуная, и теперь известен под псевдонимом Черный Комиссар, великодушно позволил нам идти на сборный пункт пленных под моим командованием, без русских конвоиров…
Пока он произносил свою речь, Гродов достал блокнот донесений, вырвал листик и написал на нем записку: «Всем командирам РККА. Удостоверяю, что колонна румынских военнопленных направляется на сборный пункт под командованием капитана румынской армии Штефана Олтяну. Командир береговой батареи капитан Гродов».
– Такого не может быть, – простуженно прогнусавил тем временем унтер-офицер, оказавшийся в первом ряду. – Русские специально провоцируют нас на побег, чтобы где-то в поле перестрелять.
– Если бы они хотели перестрелять нас, то отвели бы к ближайшей ложбине и перестреляли, – возразил ему один из десантников. – Кто им здесь судья?
– Вот именно, если бы нас хотели перестрелять, – поддержал его Олтяну, – то, наоборот, усилили бы конвой и вообще долго с нами не возились бы. Однако на деле все не так. Капитан Гродов полагается на мое «слово офицера» и верит, что мы дойдем сами. Но при этом предупреждаю: всякого, кто попытается выйти из колонны без моего разрешения, пристрелю.
– Слишком велик соблазн, господин капитан, – предупредил его унтер-офицер.
– Что, опять на передовую захотелось? Под пули и осколки? Радуйтесь, что остались живы. И потом, если хоть одному из вас удастся бежать, его все равно поймают, поскольку через линию фронта перейти он не сумеет, а все остальные, стоящие в этой колонне, будут расстреляны еще до того, как его схватят.
Лейтенант морских пехотинцев о просьбе Олтяну не знал. Он уже начал уводить своих бойцов в степь, в сторону ближайшего хутора, который служил ему ориентиром при возвращении в батальон, однако, поняв, что на обочине дороги происходит что-то необычное, вернулся метров на двадцать назад:
– Вы что, товарищ капитан, с ума сошли?! – с ужасом в голосе прокричал он.
– Что за непочтительность, лейтенант?
– Вы действительно намерены отпустить этих мамалыжников без конвоя, чтобы они разбежались по нашим тылам?
– Вы передали колонну мне, – сухо напомнил ему Гродов. – Поэтому за все, что происходит с этой минуты, несу ответственность я. – Капитан тоже сделал несколько шагов навстречу лейтенанту и негромко добавил: – К тому же, согласитесь, когда пленные враги без конвоя километров десять идут на сборный пункт… С пропагандистской точки зрения в этом что-то есть.
– Разве что… с пропагандистской, – неуверенно согласился морской пехотинец.
И еще какое-то время они стояли у обочины пыльной дороги и наблюдали, как колонна пленных под командованием вышагивавшего впереди капитана удаляется в сторону Одессы.
28
Едва Гродов вошел на командный пункт, как позвонил командир дивизиона майор Кречет и, скороговоркой поздравив его с ликвидацией диверсионной группы, приказал готовить батарею к бою.
– Уже готова, товарищ майор. Ждем дальнейших указаний.
– Тогда подтрибунально слушай вводную. Крупными силами, до полка пехоты, с двумя эскадронами кавалерии, при поддержке танков и артиллерии, враг прорвался к поселку Антоново-Кодинцево и, таким образом, вышел на стратегическое шоссе Одесса – Николаев.
