Материна сестра, тётя Нюша, оказалась женщиной доброй и заботливой, и Агата всё ей рассказала, как на духу. Она внимательно выслушала племянницу и погладила по склонённой голове.
– И не надо из-за этого огорчаться, малышка, – сказала ласково, – на чужой роток, как говорится, не накинешь платок. Люди любят позлословить. Здесь же никто тебя не знает, и всё будет по-другому. Ты только не давай себя в обиду. И я ведь рядом. Если что, никому не дам спуску.
Так и зажили они вдвоём с тёткой, и это оказалось куда лучше, чем с матерью. Та иногда на дочь злилась, только за что, Агата никак понять не могла. А когда мать подчас возвращалась домой поздно и, мягко говоря, не совсем трезвая, старалась просто не попадаться ей под руку. Потому что однажды, как раз в такой случай, она со злостью высказала дочери, что та ей всю жизнь испортила, из-за неё, мол, приходится по чужим углам шляться.
Здесь, у тётки, Агата окончила школу, весьма успешно, кстати. И отсюда же поступила в столичный университет на химический факультет. Химия всегда привлекала её. Училась и здесь хорошо. Жила в общежитии, но к тётке ездила регулярно. Тут, в этой весёлой и беспечной студенческой жизни и настигла Агату первая настоящая любовь.
Предмет её увлечения был вполне достойным внимания парнем. Интересный, спортивный, он хорошо успевал в занятиях и много внимания уделял своим увлечениям, среди которых на первом месте были лыжи зимой и байдарка летом. Он уходил в походы по быстрым горным рекам и возвращался всегда загорелым и весёлым. Зимой старался хоть ненадолго вырваться в горы. Агате уделял внимания не слишком много, но всегда был с ней приветлив и даже ласков. Потом заговорил о любви. Агата была счастлива. А уж когда он предложил семейную жизнь, она вообще взлетела на вершину блаженства. Повезла его к тётке – познакомить. Тётя Нюша приняла их честь по чести, всё сделала как надо и предложила свадьбу отыграть тут, у неё. Так, мол, свободнее будет, и затрат гораздо меньше. Так и сделали. Агата была в красивом белом платье, счастливая, сияющая. Свадьба скромная, но хорошая. А когда пришёл час ложиться молодым в постель, Агате почему-то стало страшно. Она сама себя понять не могла. Ведь она любила Геннадия, ставшего её мужем, так отчего же боялась? Он никаких страхов не испытывал, раздел её, уложил в постель и стал любоваться.
– Красивая ты, Агатка, ладненькая такая, – шептал, всё больше возбуждаясь, – так и хочется тебя, как конфетку, съесть. Дай мне скорей то, что у тебя между ножками. Невмоготу уже ждать.
Жадные руки потянулись к самым интимным местам её тела, потом он и сам навалился на неё всей своей тяжестью и, особо не интересуясь вопросом её готовности, ворвался в напряжённое окаменевшее тело. Агата к тому времени была вообще чуть ли не в шоке от страха. Ей было ужасно больно, а он, не обращая ни на что внимания, всё больше входил в раж, удовлетворяя себя любимого по полной программе. Когда он, наконец, получил то, что хотел, и слез с неё, Агата почти потеряла сознание от боли и отвращения. Но хорошо помнила как он, включив свет, стал рассматривать простыню и её бёдра, бесцеремонно раздвинув их во всю ширь. Даже внутрь заглянул. А потом изо всей силы ударил её по лицу.
– А крови-то нет! Ты, шлюха, обдурила меня, всё же, прикинувшись нетронутой, – зло пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Правильно говорила Люська с филфака, что ты в своём городе с кем только не спала. Это лишь вид у тебя, мол, такой скромный, а на самом деле печать поставить негде. Но так просто это тебе не обойдётся. Я тебя, шлёндру, хорошо проучу.
И он принялся бить жену, бить холодно и расчётливо, чтобы оставлять как можно меньше следов, но доставить как можно больше мучений. Она не кричала, боясь напугать тётку, спавшую за стеной, только тихонько стонала и закрывала лицо. Всё её тело превратилось в одну сплошную боль, а он всё бил и бил, с каким-то садистским остервенением. А потом снова возбудился и, ругая её на все лады самыми грязными словами, стал буквально насиловать, потому что она уже не лежала бесчувственным бревном, а пыталась сопротивляться.
– Ничего у тебя не выйдет, тварь, – пыхтел он у неё над ухом, – я тебя, гадину, так отделаю, что ты десять лет мужика к себе не подпустишь.
Когда он, исчерпав все силы, встал с неё, Агата уже практически не могла шевелиться, а простыня была в крови. Он же оделся, собрал свои вещи и прямо среди ночи ушёл, сказав на прощание, что на развод подаст сам, и причину укажет настоящую, и ославит её так, что уже никто на неё не польстится больше. Никто и никогда.
Перепуганная насмерть тётя Нюша, услышав последние слова несостоявшегося спутника жизни Агаты и громкий стук захлопнувшейся двери, робко вошла в комнату и окаменела от ужаса. Всё в спаленке было разбросано, а Агата, избитая и окровавленная, лежала на самом краю кровати, не в силах шевельнутся. В глазах её стояла такая боль, что сердце женщины сжалось.
– За что, тётя, – прошептали избитые губы, – за что?
– Не надо, детка, не разговаривай, – решительно заявила тётя Нюша, взяв себя в руки. – Сейчас я немного приведу тебя в порядок, поговорим потом. И надо этого гада ползучего прищучить, как следует. Завтра же в милицию схожу, заявление подам.
Агата только покачала головой и потеряла сознание. Когда она очнулась, всё было прибрано, никаких следов недавнего побоища не было видно, только сама она представляла из себя одну большую рану, как ей казалось. Едва обретя голос, она потребовала от тётки никуда не ходить и никаких заявлений не подавать. А когда немного оклемалась, попросила у неё объяснений, может, хоть она сможет понять, что собственно произошло. Тётка объяснила. И лучше бы ей этого не делать, потому что стало совсем скверно. Правда оказалась куда страшней, чем Агата могла себе представить.
Случилось так, что её мать, женщина, чрезвычайно любящая телесные удовольствия, нагуляла дочь вне брака. И, родив её, ничуть не изменила своего образа жизни. Только-только оклемавшись от родов и восстановив женскую силу, она вновь принялась искать новых любовников. Находила их везде и справлялась с этим всегда легко. Были среди её поклонников, так сказать, мужчины, встречающиеся с ней время от времени в разных местах, а были и такие, что приходили к ней жить. Один из таких, здоровенный лоб, лишённый начисто всяких моральных принципов, надрался как-то вместе с ней до чёртиков, как говорится, и на глазах у матери грубо изнасиловал трёхлетнего ребёнка. Мать пришла в себя только утром, протрезвев. Сразу же кинулась с дочерью в больницу, наплела там Бог весть что, отчего вся милиция сбилась с ног в поисках описанного ею преступника, но любовника не прогнала. Он, понимаете ли, умел удовлетворить её, как никто другой, поскольку размеры имел весьма внушительные, и сил ему было не занимать. То, что потом, выписанная из больницы Агата впадала в истерику от одного его вида, мать не волновало. Покричит и перестанет, а такого жеребца днём с огнём больше не найдёшь. Дело кончилось тем, что он сам покинул надоевший ему дом. Видно даже у этого, глубоко порочного человека проклюнулись в душе какие-то росточки совести, и ему не хотелось постоянно видеть перед глазами искалеченного им ребёнка. Мать же об этой утрате горько сожалела.
