– Ну, конешно, я помню полковника Балантайна, – шепеляво сказал он, выдвинув подбородок, когда Сэмюэль представился ему. – Именно он командовал нами, когда мы вошли в Лакхнау, сразу после Восстания
[32]
. Никогда в жизни ничего подобного не видал…
Его лицо напряглось. Было видно, что даже сейчас этот человек старается справиться с памятью о тех далеких днях. Телман не мог себе представить, что Стартон видел своим внутренним взором. Инспектор знал, что такое нищета, преступления и болезни, знал, что такое эпидемии холеры в нищих пригородах больших городов и остывающие трупы нищих, стариков и детей, которые лежат на улицах. Он понимал, что такое безразличие и беспомощность. Но он никогда не видел войны. Убийства людей на улицах – это одно, но что такое кровь женщин и детей, что такое бойня военных действий, Телман не представлял. Он мог только догадываться об этом, наблюдая за лицом сержанта.
– Вы вошли… – подсказал он, возвращая собеседника к теме разговора.
– Так тошно, – ветеран смотрел мимо полицейского, и его глаза были подернуты дымкой. – Хуже всего было смотреть на женщин и детей. С трупами мужщин-то я уже пообвыкся.
– Полковник Балантайн, – напомнил Сэмюэль, заставляя старика вернуться к сути рассказа. Инспектор не хотел слышать никаких подробностей. О них он читал, о них ему рассказывали в школе, и этого было совершенно достаточно.
Легкий бриз шевелил листья деревьев, и они шумели, как волны, накатывающиеся на берег. Где-то вдалеке смеялась женщина.
– Никогда не забуду лица полковника, – Стартон был весь в прошлом, в Индии, а не в полуденном зное лондонского парка. – Он сам выглядел как смерть. Я даже испугался, што он упадет с лошади. Споткнулся, когда с нее слез. И колени ходуном ходили, когда подошел к первой горе трупов. Конешно, он много щего повидал на полях боев, но это было совсем другое.
Телман непроизвольно попытался представить себе эту картину и почувствовал, что ему стало нехорошо. Он задал себе вопрос: а что в тот момент мог чувствовать Балантайн? Насколько глубоким было его страдание? Сейчас он казался таким холодным и черствым человеком…
– И что же он сделал? – спросил полицейский.
Уильям даже не взглянул на него. Его мысли все еще были в далеком Лакхнау тридцать четыре года назад.
– Всем нам было тогда не по себе, – тихо сказал солдат. – Полковник принял на себя командование. Он был белый, как смерть, и голос его дрожал, но он щетко объяснил нам, што мы должны делать. Как нам обследовать здания, чтобы убедиться, что в них нет засад. То есть следить, штобы никто нигде не спрятался. – Голос Стартона наполнился гордостью от воспоминаний, от того, что он выполнил тогда свой долг и дожил до теперешних мирных, «вегетарианских» времен. – «Обеспещьте границы, расставьте караулы на слущай, ежели сипаи вернутся» – так он говорил, – продолжил он, не глядя на Телмана. – В караулы он назнащил самых молодых… Штобы они не видели всего ентого ужаса. Некоторые из нас были здорово ошарашены. Как я сказал, все это были женщины, некоторые из них даже с младенцами. Полковник сам все осмотрел, не осталось ли кого в живых, ну вроде того. Богу только известно, што ему это стоило. Я бы так не смог. Но ведь потому он и полковник, а я простой сержант.
– Он стал полковником, потому что его папаша купил ему офицерский патент, – сказал полицейский и тут же пожалел об этом, сам не понимая почему.
Стартон посмотрел на него со спокойным презрением. По его лицу было видно, что он не считает Сэмюэля достойным каких-то разъяснений.
– Ведь вы же нищего́ не понимаете ни о долге, ни о верности, ни о чем таком разном! Инаще б нищего подобного не сказали, – резко ответил солдат. – Да полковник Балантайн был таким щеловеком, што мы готовы были идти за ним хоть на край света, и с гордостью! Он помогал нам хоронить мертвых, и над каждой могилой сам прощел все молитвы. Даже теперь, когда не спится, я закрываю глаза и все еще слышу, как он произносит те самые слова. Сам он ни разу не заплакал, не мог себе позволить, но на лице-то у него все было написано. Весь этот ужас. – Уильям глубоко вздохнул и замолчал на несколько минут.
На этот раз Телман не решился его торопить. Он был полон странных, беспокоящих его эмоций. Инспектор пытался представить себе генерала, тогда еще молодого человека, которого переполняют эмоции – гнев, боль, жалость, – и он старается скрыть их от окружающих во что бы то ни стало. Потому что у него есть долг, и он должен вести этих людей за собой.
– Ну, и зачем же вам опосля ентого што-то знать про полковника? – прервал Стартон его мысли. – Ведь я нищего супротив него не скажу, нет, сэр. Ежли вы думаете, што он што-то не то сделал, то вы глупый человек… глупее даже, щем я подумал внащале, а это о щем-то говорит.
Сэмюэль не стал спорить, потому что чувствовал себя слишком сбитым с толку, чтобы защищаться.
– Нет… – медленно произнес он. – Нет, я совсем так не думаю. Я ищу человека, который хочет нанести ему вред… его врага. – Полицейский увидел, как на лице Стартона появился гнев. – Возможно, все это связано с Абиссинской кампанией, а возможно, и нет.
– А вы хущь понимаете, кого ищете? – В голосе ветерана звучало отвращение. – Што это еще за враг за такой?
– Кто-то достаточно злобный, чтобы попытаться шантажировать генерала выдуманной историей, – ответил Телман, а потом испугался, не сказал ли он слишком много. Он чувствовал себя на очень зыбкой почве. Каждое его слово могло привести к катастрофе, и, казалось, весь мир плыл у него под ногами.
– Ну, тогда срощно найдите его, – яростно заключил ветеран. – И побыстрее! А я вам помогу! – Он напрягся, как будто хотел встать и немедленно начать поиски.
Полицейский заколебался. А почему бы и нет? Ему может понадобиться любая помощь знающего человека.
– Договорились, – согласился он наконец. – Я хочу знать все, что вам удастся выяснить о нападении на товарный поезд в Ароги. Именно об этом случае лжет шантажист.
– Отлищно, – подтвердил Стартон. – Вы сказали, Боу-стрит? Я к вам скоро приду!
Следующие два дня Телман провел, незаметно сопровождая генерала Балантайна. Это было не сложно, так как старый военный редко выходил из дома, а когда это случалось, то был так глубоко погружен в свои мысли, что совсем не смотрел по сторонам, не говоря уже о попытках обнаружить слежку. Полицейский мог бы спокойно идти за ним по пятам, и генерал бы его не заметил.
Первый раз Балантайн выехал в открытом экипаже вместе со своей женой, темноволосой симпатичной женщиной, которую инспектор сразу же невзлюбил. Сэмюэль тщательно старался даже случайно не встречаться с ней взглядом. Он никак не мог понять, что заставило Балантайна жениться на ней. А может быть, это был брак по расчету, ради денег или укрепления каких-то политических связей? Несомненно, леди Огаста выглядела очень элегантно, когда прошла по тротуару мимо мужа, почти не глядя на него, и оперлась на протянутую руку кучера, чтобы подняться в экипаж.
