Веспасия очень не любила просить об одолжениях, и она видела, что Томас понимает, как тяжело ей даются эти слова.
– Ну, разумеется, – согласился Питт. – Я сам съезжу в Кью завтра и просмотрю все их бухгалтерские книги, а также распоряжусь, чтобы проверили Кэмерона и Бэрстоу. Думаю, что Корнуоллис возражать не будет.
– Спасибо, Томас. Я вам очень благодарна.
Пожилая леди встала, чтобы попрощаться. Прошедшие два дня были очень тяжелыми, и ее неожиданно полностью охватило горе. Ей было трудно собраться с силами, чтобы вернуться к несчастной миссис Каделл и провести с ней еще один вечер, утешая и успокаивая ее. Но она слишком любила свою крестницу и обязана была это сделать.
Следующий день был великолепен. Жара продолжалась, солнце было ярким и жарким, однако в воздухе появилась чистота, а кроме того, время от времени дул легкий ветерок. Люди высыпали на улицы и заполнили парки; по реке сновали сотни лодок, прогулочных катеров, паромов, барж и других судов, какие только удалось спустить на воду. Воздух был полон звуками шарманок, труб и свистков. Дети кричали друг на друга, и то тут, то там раздавались взрывы смеха.
Питт отправился на пароме вверх по реке в Кью. Сегодня это был не только самый быстрый, но и самый приятный способ передвижения.
Стоя на палубе между женщиной в полосатой блузке и мужчиной с красным лицом, суперинтендант размышлял, был ли смысл в его поездке. Конечно, она позволила ему избежать горы документов, лежавшей на его столе в участке, а кроме того, он очень не хотел отказывать Веспасии в ее просьбе. Вчера она выглядела такой усталой… Горе не повлияло ни на ее силу духа, ни на боевой настрой, но в ней появились признаки какого-то пораженческого настроения, и это потрясло полицейского до глубины души. Этого было достаточно, чтобы оправдать визит в сиротский приют. Солнце светило ему в глаза, а ветерок дул в лицо, когда паром прошел мимо Баттерси и повернул на юг, в сторону Вандсворта. Им придется сделать еще несколько поворотов, прежде чем они доберутся до Кью. Поездка ему определенно понравится…
Питт почувствовал, что улыбается, наблюдая за весельными лодками, сновавшими по реке под носом у более крупных судов. Мальчики в матросских костюмчиках стояли в этих лодках во весь рост, и мамы придерживали их за помочи. Девочки в шляпках на резинках восторженно махали руками, а отцы семейств с удовольствием налегали на весла.
На берегу люди устраивали пикники на зеленых лужайках. Томас лениво подумал, что к вечеру очень многие из них обгорят на солнце. У воды было сложно понять, насколько злыми были его лучи.
И все же поездка в приют выглядела абсолютно бесполезной. Даже если там были какие-то нарушения и они волновали Балантайна, то суммы были столь ничтожными, что не привели бы к тем преступлениям и шантажу, с которым пришлось столкнуться благотворителям. В худшем случае речь могла идти о нескольких сотнях фунтов, да и то не за один раз, а в течение нескольких лет, иначе на подобное хищение уже давно обратили бы внимание.
Но почему Балантайн хотел обсудить это с Каделлом, а не потребовал финансового аудита? Он ведь написал ему о своих сомнениях. А Каделл вряд ли стал бы шантажировать генерала такими крайними мерами, как труп на ступенях дома, чтобы остановить вопросы со стороны старого служаки…
Но это опять приводило Томаса к вопросам, на которые у него не было удовлетворительного ответа… Кто перенес тело Джосайи Слинсби из Шордича на Бедфорд-сквер? Кто положил счет за носки Коула в карман Слинсби? Как этот счет попал к преступнику?
А кроме того, возникал еще вопрос: где сейчас находится Коул? Если он жив, то куда скрылся? А если мертв, то почему на ступенях оказалось тело Слинсби, а не Коула? Или, может быть, Коул умер от естественных причин?
Слишком многое было неясно.
К тому же у полицейского не было ответа на вопрос, откуда Каделл узнал о мертвом теле Слинсби, не говоря уже о том, как он притащил его на Бедфорд-сквер? И имело ли все это теперь, после признания Каделла, какое-нибудь значение, кроме того, что в деле оставались еще какие-то загадки?
Мимо прошел прогулочный пароход. Пассажиры на нем кричали и махали шляпами. Поднятая им волна заставила паром перевалиться с боку на бок. Лучи солнца слепили, отражаясь от поверхности реки.
Томасу пришло в голову, что он, может быть, был просто слишком требователен в своем желании иметь ответы на все вопросы, в желании точно понять, что же все-таки произошло… Или это было его всегдашнее излишнее усердие?
Сейчас он просто направлялся в Кью, подальше от пыльных бумаг на Боу-стрит, желая помочь Веспасии… хотя в конце концов ей придется смириться с тем, что Лео Каделл был шантажистом. И он признался в этом в письме… как все они признаются рано или поздно. Вполне возможно, что он узнал подробности биографий своих жертв в клубе. Из ничего не значащей беседы можно узнать очень многое, особенно если изредка подбрасывать вопросы, демонстрируя свой интерес или восхищение. Ну, а точные факты Каделл мог узнать из архивов: как сотруднику Форин-офис, ему легко было запросить подробности карьеры Балантайна и Корнуоллиса, не вызвав ни у кого никаких подозрений.
Но все равно оставался вопрос: откуда Каделл знал Слинсби? И не только знал, но и смог понять, что тот очень похож на Коула?
Питт постарался выкинуть все эти вопросы из головы и стал просто наслаждаться роскошным днем. Люди вокруг него получали истинное удовольствие.
Сиротский приют в Кью состоял из большого, просторного дома, стоящего посреди заросшего сада. Казалось, что дом достаточно велик, чтобы вместить 50–60 воспитанников и необходимый обслуживающий персонал.
Томас подошел к входной двери, обратив внимание на чисто оттертые ступеньки, и дернул за звонок. Через несколько минут дверь открыла девушка лет семнадцати. Она была одета в темно-синее хлопковое платье, накрахмаленный передник и чепец.
– Внимательно слушаю вас, сэр? – произнесла она с интересом.
Питт объяснил, кто он, и спросил, нельзя ли встретиться с руководством приюта, причем тон его не допускал возможности отказа.
Девушка провела его в приятную уютную комнату, расположенную по фасаду здания, и предложила присесть в изношенное, но, как оказалось, очень удобное кресло. Сама она отправилась за мистером Хорсфоллом, директором.
Хорсфолл оказался высоким мужчиной – выше даже, чем Питт, – с видимым брюшком и морщинами на лице, которые говорили о том, что их владелец часто и с удовольствием улыбается. Директор плотно прикрыл за собой дверь и улыбнулся неожиданному посетителю.
– Слушаю вас, сэр. Что я могу для вас сделать? – миролюбиво произнес он. – Долли сказала что-то о полиции. Надеюсь, никто из наших воспитанников не нарушил общественного порядка? Мы уделяем очень много времени тому, чтобы они хорошо себя вели, и, поверьте мне, если уж я сам говорю об этом, мы достигли в этом определенных успехов. Но дети всегда останутся детьми.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – честно ответил Питт. – Но я с Боу-стрит, а не из Кью. – Он проигнорировал удивление, появившееся на лице Хорсфолла. – Причина моего приезда связана с некоторыми финансовыми вопросами. Недавнее самоубийство одного из членов комитета бенефициаров, передавшего крупные суммы вашему приюту, заставило нас проверить финансовую дисциплину в вашем заведении.
