– Если позволите, то с камердинера.
Но камердинер Лео по имени Дидкотт ничем не смог помочь Питту. Было совершенно очевидно, что он находится в состоянии шока и недоумения, к которым примешивалась неуверенность в завтрашнем дне: было понятно, что это место он потеряет, как только будет решено, что делать с вещами Каделла. Камердинер старательно пытался ответить на все вопросы полицейского, но ничего не мог рассказать о жизни своего хозяина, кроме того, о чем было хорошо известно по его работе в Форин-офис и по тем дипломатическим и общественным обязанностям, которые чиновнику приходилось выполнять. Если у него и была одежда, в которой можно было передвигаться по Ист-Энду
[43]
или посещать игорные дома низкого пошиба, не говоря уже о турнирах по боям без перчаток или собачьих боях, то хранилась она не дома.
Суперинтендант сам тщательно осмотрел все шкафы и ящики в доме. Как он и подозревал, Каделл оказался разборчивым человеком, который хорошо одевался и следил за своим внешним видом, но его гардероб, принимая во внимание его положение и доходы, нельзя было назвать экстравагантным. Большинство его костюмов имели классический покрой, и лишь немногие из них можно было отнести к повседневной одежде.
Дидкотт вел дневник всех мероприятий, на которых должен был присутствовать Лео. Это делалось для того, чтобы всегда иметь наготове необходимый костюм, вычищенный и выглаженный, и необходимое количество чистых и отутюженных сорочек. Питт внимательно изучил этот дневник за три последних месяца. Если Каделл присутствовал на каждом из указанных в дневнике мероприятий, а камердинер уверял, что именно так все и было, то у него совсем не было времени на то, чтобы предаваться любым формам разврата. Было непонятно, как дипломат мог находить время для посещения Шордича или любого другого места, где он мог бы тратить деньги на свои темные желания.
Оказалось также, что в последнее время Каделл очень редко посещал «Джессоп» – не больше трех раз за последние восемь недель. По крайней мере, так было, если верить дневнику камердинера. Может быть, стоит съездить в сам клуб и порасспрашивать там? Вполне возможно, что это и не имело значения, но это был еще один фактик, который не вписывался в общую картину.
После изучения одежды Лео суперинтендант спустился вниз и прошел на конюшню, где разыскал его кучера. Однако даже самый тщательный и подробный допрос возницы ничего ему не дал. Тот регулярно возил Каделла на протяжении последних восьми лет, но никогда не попадал с ним ни в Шордич, ни в любое другое подобное место. Кучер смотрел на Томаса широко открытыми печальными глазами и, казалось, не понимал больше половины из того, о чем тот его спрашивал.
Создавалось впечатление, что если Каделл и ездил по каким-то частным делам, то пользовался он при этом кебом или другими видами общественного транспорта, либо же у него был компаньон, который и возил его в своем экипаже – хотя это было маловероятно.
Может быть, в этом и была разгадка? В наличии сообщника?
Суперинтендант понял, что ему необходимо еще раз пересмотреть все документы Лео, перечитать все хранившиеся у него письма и выяснить, нет ли там намека на еще одного участника заговора, свидетельства того, что дипломат занимался шантажом не один.
Томасу предложили ланч, который он съел в столовой для прислуги. Относились к нему достаточно любезно, однако горе слуг было очевидным, и разговоров с полицейским они не вели.
Затем Питт возобновил свои изыскания и до вечера просматривал письма и документы во всех ящиках и шкафах. Он даже пролистал все книги, стоявшие на полках в кабинете. Это была личная комната Каделла, и убирать ее разрешалось только в его присутствии. Именно в этой комнате он хранил все документы, которые иногда приносил из министерства для работы на дому.
Томас опросил всех слуг на предмет отправки каких-нибудь писем утром, накануне смерти Каделла, или в утро его смерти, но никто ни о каких письмах не слышал, будь то письма к Данрайту Уайту или к кому-нибудь другому.
В столе умершего Питт не смог найти никаких следов клея, а его бумага для записей слегка отличалась по размеру и текстуре от той, на которой писались другие письма. Создавалось впечатление, что Каделл писал их не дома. Но не мог же он заниматься этим в Форин-офис? Или существовало какое-то третье место, о котором никто ничего не знал?
Единственным, что привлекло внимание суперинтенданта, была короткая запись на полях ежедневника Лео: «Балантайн все еще беспокоится о Кью. Он не дурак. К этому надо отнестись серьезно».
В конце концов полицейский поблагодарил Теодозию и отправился на Бедфорд-сквер. Сам он уже побывал в Кью, и Шарлотта говорила на эту тему с генералом; но, может быть, ему удастся узнать, что конкретно беспокоило Балантайна в этом приюте?
Томас не верил, что это что-то ему даст, но должен был выполнить свою работу до конца.
Когда лакей впустил суперинтенданта в дом генерала, ему сразу пришлось столкнуться с ледяной надменностью Огасты. Она была одета в серое в полоску платье и выглядела просто потрясающе. На Питта сразу же нахлынули мысли о прошлом, о ее мужестве и решительности в те тяжелые дни и о том одиночестве, которое теперь стало неотъемлемой частью ее жизни. В этой женщине не было видно счастья – одна холодная сила. Ее можно было бояться, ею можно было восхищаться, но вот жалости она не вызывала.
– Ну, и что за трагедия случилась на этот раз, мистер Питт? – спросила она, подходя к полицейскому с грациозностью, которая делала ей честь, принимая во внимание ее возраст. В ней не чувствовалось ни малейшей слабости, ничто не говорило о ее возможной ранимости. – И что именно заставляет вас думать, что мы сможем помочь вам в вашем затруднении?
– Трагедия все та же, леди Огаста, – мрачно ответил Томас, остановившись посреди большого холла. – И я совсем не уверен, что генерал может мне помочь, однако спросить его я обязан.
– Неужели? – спросила дама с легким сарказмом. – Мне это, конечно, сложно понять, но мне кажется, что у вас должны быть веские причины, чтобы опять беспокоить его.
Питт не стал спорить. Вполне возможно, что он и вправду бесцельно тратил не только свое время, но и время генерала Балантайна. Однако суперинтендант все равно должен был задать ему вопрос о Кью.
– Приют для сирот? – удивленно переспросил старый военный. Он стоял спиной к камину в маленькой гостиной и внимательно смотрел на гостя. – Совершенно верно, я говорил о нем с Каделлом. Два… нет, скорее, три раза. – Балантайн слегка нахмурился. – Не понимаю, почему вас это интересует. Если они некомпетентны или им не хватает денег, то маловероятно, чтобы это могло заинтересовать полицию.
– Некомпетентны? Именно это заставило вас два или три раза переговорить с Каделлом? – В голосе Томаса звучало удивление. – А почему именно с Каделлом? Вы пробовали поднять этот вопрос на заседании комитета?
– Конечно, пробовал. Но никто не посчитал этот вопрос достойным внимания.
