– Да, это возможно, когда человеком владеет такая ненависть, – согласился Бессмертный. – Кажется, я знаю, как Арман Лелуар добрался до столицы.
– Мы все это теперь знаем. Луиза, переодевшись, следила за ним. Она хотела застать его одного и убить. Но удобного случая ей все никак не выпадало, зато она стала свидетельницей встречи Лелуара с секретарем некого лица… – тут Камилла замолчала, решая, говорить или не говорить. – Имя этого лица я назову господину Розену. Ей стало понятно, что предатель сделался лазутчиком. А потом она упустила его. Каким-то образом, расспрашивая прислугу в гостинице, она выяснила, что он отправился в Ригу, якобы по служебным делам. Война была неминуема. Мы, Луиза и я, не военные, в стратегии и тактике не разбираемся, но когда мы расстелили карту, то стало ясно, для чего Лелуар мог бы отправиться в Ригу.
Луиза обрадовалась. Если в столице она, убив этого подлеца, могла быть сразу изловлена, то во время войны, в городе, где множество беженцев и полиция не в силах исполнять свои обязанности, убийство никому не известного француза сошло бы ей с рук. Она вызвала меня на свидание и рассказала мне свой план. Она позвала меня с собой – ведь и я имею право убить Лелуара!
Камилла провозгласила это столь громко, что мы вздрогнули, возможно, вздрогнул и Бессмертный. Мне сделалось не по себе – нашел же Артамон, в кого влюбиться! Менее всего я желал ему такую супругу, как Камилла де Буа-Доре, при всей ее диковинной красоте. Норовистая жена – что может быть хуже? Особа, способная удрать из дому, чтобы совершить убийство, не подарок для моего дядюшки, который всегда был добродушен, хотя и простоват.
Однако сам Артамон смотрел на Камиллу влюбленными глазами. Если бы она сказала сейчас, что собственноручно зарубила саблей взвод турок, он и за это бы ее любил. А она… она, сколько я мог разобрать при свете единственной свечи, глядела на Артамона испытующе, как если бы задавала вопрос: способен ли ты, сударь, и далее любить такую женщину?
Ответ она читала в его глазах. Он был на это способен!
– Я подумала что меня ждет, если я останусь в Санкт-Петербурге? Одиночество и должность приживалки в графском семействе! – Камилла всем видом выразила возмущение. – Молодые люди, бывая в доме Ховриных, говорили мне комплименты, но никто не завел речи о венчании. Я была красивая игрушка богатых и знатных господ, предмет для их благотворительности, который не стыдно поместить в гостиной! Но я – маркиза де Буа-Доре! Я даже вещи свои метила всегда этой монограммой! И никто не смел возразить мне!
Я безмолвно посочувствовал графине Ховриной, имевшей такую своевольную воспитанницу. А Камилла продолжала свой рассказ, хотя уже и не так страстно.
– Мы стали думать: как добраться до Риги, не имея денег. Графиня Анна Васильевна наряжала меня не хуже родных дочерей, но драгоценностей я не имела, и даже на булавки мне ни копейки не выдавали. Когда меня маленькую крестили в православие, мои крестные подарили мне дорогой крест, но расстаться с ним я не могла, хотя Луиза настаивала… Сама же она отдавала деньги, которые взяла в долг для поездки в Париж, и тоже не располагала средствами. И тут ей удалось узнать, что первый жених госпожи Филимоновой служит в Риге. У нас не было иного выхода. Луиза, беседуя с госпожой своей, убедила ее в необходимости побега… и убедила также взять с собой драгоценности и все наличные деньги… Я узнала об этом слишком поздно!..
– А если бы узнали еще в столице? – строго спросил Сурок.
Камилла посмотрела на него так, как если бы он причинил ей боль. Артамон, чуткий ко всем переменам ее настроения, подвинулся и встал так, чтобы всем было видно: он готов защищать эту женщину, даже если бы она похитила сокровища российской короны.
Но мы еще не знали всей гордости Камиллы.
– Я бы поступила так, как нужно Луизе! Она спасла меня, она вывезла меня из Парижа, она убедила моих опекунов взять меня в дом, не мне ее судить! И мы вернули бы деньги, клянусь вам! Ведь у Луизы есть мать, эта мать богата, и Луиза уже написала к ней в Вену!
Не только Сурок, и я невольно покачал головой. Сколько же наивности надобно иметь, чтобы надеяться на деньги госпожи, которая и думать забыла про свое внебрачное дитя!
– Даже если это так – деньги матери пойдут на возведение памятника Луизе, – сказал Бессмертный.
– Нет, сударь, потому что Луиза оставила завещание. По завещанию все ее имущество оставлено мне. Оно хранится у надежного человека в Санкт-Петербурге. Вы ничего не понимаете, господа… вернее, вы мыслите по-мужски… Да, сейчас война, да, перед тем французские знатные семьи раскидало по всем городам Европы! Но тем сильнее наша связь! И связь эта держится на женщинах! Госпожа де Шавонкур не могла забыть ту, которую считала своей родной сестрой! И она несомненно страдает из-за того, что потеряла след своей старшей дочери!
Возражать было бесполезно.
Затем Камилла рассказала то, что нам уже было известно. Бессмертный только задал ей несколько вопросов, чтобы убедиться в справедливости своих рассуждений. Оказавшись в Риге, Луиза восстановила давние знакомства, а, поскольку она путешествовала весьма скромно, то рижские ее приятели и приятельницы оказались людьми простого звания. Она сразу сообразила, что Лелуара надобно искать среди поляков. Но она не зря столько лет прожила в России. Она понимала, что он – резидент французской разведки, значит, у него есть банда сообщников, и если убить его, то вскоре появится другой человек, чтобы возглавить эту банду. То есть убивать Лелуара, не выведав, кто его сообщники и чем они занимаются, – преступно по отношению к России. Таким образом Луиза при помощи Камиллы, которую она по мере возможности берегла, узнала про Тадеуша Жилинского и спасла Эмилию, которая должна была стать свидетельницей, способной немало рассказать об этом пане, а, статочно, и об Армане Лелуаре.
Камилла честно повинилась в своей опрометчивости – ей не следовало нападать на Лелуара в Яковлевском храме, где он встречался с двумя своими сообщниками. Она позволила ему не только увидеть себя, но и, скорее всего, узнать, ее сходство со старшим братом было поразительным. Я же не только рассказал ей, что видел ее, но и признался, что отдал ее шаль на сохранение своим родственникам. При этом Артамон весьма ощутимо двинул меня локтем в бок.
Мы проговорили едва ли не до рассвета. Наконец Бессмертный выставил нас всех из комнаты и погнал спать примерно так, как дворовый парнишка гонит стадо гусей. С Артамоном пришлось труднее всего – он едва ль не за косяки хватался. Но общими усилиями мы довели его до лодки, где затолкали в кормовую надстройку.
– Помяни мое слово, Морозка, – сказал, зевая, Сурок, – он сейчас отправится искать подходящее дерево…
– Ну и леший с ним, – отвечал я, также зевая.
И мы разошлись в разные стороны.
Глава двадцать восьмая
Утром Бессмертный сам присмотрел за тем, чтобы я благополучно отправился в Ригу. Я бы охотно остался в Икскюле вместе с Артамоном и Сурком, но мне предстояла встреча с моими чернявыми лазутчиками.
