В нашей палатке не было фонаря.
— Ну что, спать? — я начал раздеваться — У кого будильник есть?
— Я у дневального записался, — Олег Пинькин.
— Себя, небось, только?
— Нет. Всю палатку.
— Молодец, Пинькин!
— Главное чтобы он разбудил, а не забыл.
— Наших в наряде нет. Остальные могут и забыть.
— Еще гладиться надо.
— Проспим, потом утюг будем до самого обеда ждать.
— Ничего. Успеем погладиться, — Максим Пономарев («Макс» он же «Пономарь») и вытащил утюг.
— Спер?
— Хорошо приладил.
— А шухера не будет?
— Никто не видел?
— Никто не видел, кроме Пашки Филиппенко («Филипп») из четвертого взвода.
— Вроде, нормальный парень. Не должен заложить.
— Не заложит. Он второй утюг прихватил.
Палатка грохнула от смеха. На весь батальон осталось всего два утюга, и нет гарантии, что их тоже не увели. Два утюга точно в нашей роте.
Даже если в случае не разбудят нас, то минимум половина батальона будет не выглаженная. Что уже само по себе приятно. Не только тебя одного драть будут, а всех. А когда всех — то, значит, никого. Никому не обидно. Все дураки, а не ты один.
Я коснулся только подушки, как тут же вырубился.
Когда был студентом, то казалось, что хронический недосып бывает лишь во время сессии. Все остальное время можешь спать. Даже если прогулял занятия, то можешь сварганить липовый больничный и оправдаться. Я делал еще мудрее. Сдавал кровь. В день сдачи крови можешь не учиться, плюс еще один берешь, когда захочешь. За одну сдачу крови я мог спокойно перекрывать два дня. Сдавать можно не чаще, чем раз в две недели. Я так пристрастился к этому делу, что уже по истечении двух недель чувствовал какой-то дискомфорт. Хотелось сдать кровь. Плюс бесплатная еда для доноров. Ешь перед сдачей крови. Масло, шоколад, печенье, сладкий чай. Так все стояло на столике, медицинский персонал рассчитывал, что донор слопает печенюшку и пойдет сдавать кровь.
Наверное, так оно и было, пока студенты не надыбали такую кормушку. Мы бессовестно сжирали все, что было на столе и бесстыдно требовали добавки, порой просто заглядывали и воровали пачку — другую печенья.
Морально ощущал себя спасителем чей-то жизни. Плюс ко всему после сдачи крови реально увеличивалась потенция. Мужская сила. Член половой не просто стоял, а бил по голове. Девушкам тоже это нравилось…
А после сдачи выдавали талон на бесплатный обед в столовой. Мы покупали бутылку водки, чаще — вина (надо же было компенсировать потери гемоглобина) и под бесплатный комплексный обед уминали все, что полагалось. А потом спать.
Здесь же все было несколько иначе. Спать хотелось всегда и везде. Оттого часто все были злые, раздражительные. И если выдавалась малейшая возможность, то засыпали все и везде. Пусть даже это было пять минут, но все использовали для сна. Сон, равно как и еда — это святое! Жрать тоже хотелось всегда. Ну, не считая мыслей о женщинах. Здесь и без сдачи крови хотелось тесного общения с девчонками. И неважно симпатичная она или же крокодилица… Но девушек мы видели лишь во сне.
Если в институте девчонок было много. С любой можно было познакомиться. Перекинуться парой фраз, пообедать, поужинать, сходить в кино, а часто и предаться любовным утехам.
В первые же дни абитуриентства нас просветили старшие товарищи, что секс у курсанта младших курсов бывает как Новый Год. Но Новый Год — чаще.
И поэтому я натянул одеяло на голову и уснул. Одеяло на голову — так теплее. Август в Сибири — уже холодно. По утрам на траве иней. В обед — жара — загорай, а ночью можно холодильник отключать — мясо не испортится.
— Эй, второе отделение, подъем! — послышался приглушенный голос дневального.
— А?
— Что? Вставать?
— Вставайте подшиваться!
— Спасибо, что не забыл разбудить.
— Парни, вы утюг не брали?
— Нет, а что спиздили?
— Ну, какие-то гады утащили. Все ходят, спрашивают. Грозятся старшину поднять.
— Ну, поднимут, и что? Он выдаст новый утюг или родит его, или сыскной собакой спаниелем будет работать?
— Ага. Нюхай, старшина, ищи, след! След! След! Плохая собака! В будку, старшина!
— Надо будет собаку назвать старшиной.
— Лучше свиньей, как в анекдоте, приедешь в отпуск — зарежешь!
— Как будто это мы утащили. Вон в других ротах пусть ищут.
— Говорят, что наши, мол, мы всех ближе к бытовке.
— Не ссы. Пройдет строевой смотр, вернут утюги.
— Да хоть к сдаче наряда нашлись, а то хрен сменюсь. Фиг на этот строевой смотр, я на него не иду.
— Пусть с получки высчитывают.
— Точно не брали?
— Не брали. Сейчас будем форму растягивать, да, под матрац укладывать, чтобы к утру ровной была.
— М-да, дела.
Дневальный вышел, озадаченно качая головой. Он не верил никому, тем более нам. Но не докажешь никому и ничего.
— Макс, надо будет вернуть утюг перед сменой наряда. А то парни не сменятся. Весь наряд по лагерю не сменится. Я натягивал задубевший на холоде мокрый сапог.
— Положу, — Пономарь увертываясь от машущих рук одевающихся, натягивал сапоги. Сложно на маленькой площадке с низким потолком одеваться сразу восьми здоровым парням.
— А потом надо прикарманить снова на сутки, — это Олег Алтухов подал голос.
Вышли на улицу. Казалось, что в палатке холодно. Но на улице было еще холоднее. На передней линии горели тусклым огнем четыре лампочки — по лампочке на каждую роту. Возле них сидели и подшивали фурнитуру курсанты. Изредка хлопая себя по спине, щеке, телу, убивая комаров, мошек, которые в большом количестве роились вокруг лампочек.
Мы подошли к тумбочке дневального нашей роты. Устроились на бревне. Снимать куртку вообще не хотелось. И вообще какого хрена я тут делаю? Сюрреалистическая картина. Сальвадору Дали не снилось это. А то бы он и не такое нарисовал. Говорят сюжеты своих картин он подсматривал в дреме. После обеда дремал в кресле, брал большой ключ, ставил большой серебряный поднос на пол. Засыпал, пальцы разжимались, ключ падал. Дали просыпался от грохота, и то, что ему пригрезилось в коротком сне, переносил на холст. Его бы сейчас к нам, ему не понадобился ни ключ, ни поднос серебряный, стой, рисуй. Фурор гарантирован. Эх, спать охота. Всякая дребедень в голову лезет. Да, и пожрать не помешало бы!
Первый час ночи, полуголый пришиваю погоны, искалываю пальцы, ни фига не видно. Комары эти жрут! Надоели! Надоело все! Спать охота! Домой хочу!
