— Надо было, — вздохнул рассказчик. — Врываемся мы в эту аптеку. Другого слова-то и не подберешь. Дверь с петель чуть не слетела, так она вошла, мы следом. Очередь замерла. Сестра подтягивает сына: «Где эта тетя?» Я чуть в штаны не наложил от ее командного голоса тогда. Командный голос у Бачурина — писк комариный, как тогда он был у нее! Салабон пальцем показывает на одну из аптекарей. По фигу, что очередь человек десять, подходит к окошку: «Отчего вы не продали моему сыну двадцать гондонов?!» Аптекарша, тоже видавшая виды, как крейсер «Аврора» на рейде, такой же комплекции, отвечает, что, да, не продала, потому что маленький, а если вам, дамочка, нужны презервативы, то приходите сами. Сестра швыряет деньги, ей подают ленту «Изделия № 2», она тут же молча рвет две штуки, вытаскивает их, в один гондон заталкивает коробок спичек, второй гондон берет и надевает на первый, со стороны горлышка. Показывает эту конструкцию аптекарше: «Понятно?» Та отрицательно крутит головой. «А вот также упаковываются соль, сахар, чай! Это понятно?!» У аптекарши глаза вылазят из орбит. Думал, что сейчас психушку будет вызывать. Тут уже зять вмешался: «Да в поход мы на байдарках, чтобы все сухим сохранить, вот нам и нужны гондоны в таком количестве!»
Аудитория взорвалась гомерическим смехом, казалось, что стекла вылетят.
— И что точно, — давясь смехом, еле произнес кто-то. — Не промокает?
— Проверено на себе не единожды! И спички, и сигареты. Как перевернешься, на берег сушиться. Костер как разводить? Ни прикурить, ни сигареты, все мокрое.
— Да уж, тетя-аптекарь и не могла предположить, что так можно презики использовать.
— То, что они прочные — знаю, сам трехлитровую банку воды заливал и с балкона сбрасывал. Но чтобы вот так… не додумался.
— Воду в гондон — додумался, а спички — не додумался?
— Ага.
— А зачем воду заливать и сбрасывать? Тяжесть такая! Убить можно, если по кумполу прилетит! Три килограмма!
— Три килограмма железа!
— Только мягкие!
— Одуреть!
— Так вот я и не попал ни разу, как не целил. Поэтому решил поступать в училище связи, а не летчиков-наводчиков. Все равно бы не попал бы! Прицел авиационный сбит.
— А я думал, что я один такой дебил. Когда было девять лет, и впервые покупал презервативы в аптеке, меня аптекарша спросила: «А зачем тебе мальчик, презервативы?» Я честно ответил: «Да, чтобы с балкона кидать, тетя!»
Народ снова грохнул от смеха.
Бугаевский взял коробок спичек, рассказал анекдот.
— Это здесь, в Сибири, спички более-менее нормальные. А у нас — не спички, а так — одно название. Вот и анекдот придумали: «Партизан мину заложил, сидит, чиркает спичками, чтобы бикфордов шнур запалить. А тут, как на грех, немецкий патруль. Подходят, спрашивают:
— Партизанен, что делаешь?
— Да, вот, мину взрывать буду, фашистская морда!
Офицер немецкий взял спички, в руках покрутил, отдал назад партизану.
— Гут, партизанен! Это «Гомельдрев» — наш союзник! Чиркай дальше!
И пошли они дальше. А партизан, говорят, до сих пор покупает спички «Гомельдрев» и не может поджечь мину».
— Что такие плохие?
— Не то слово! Полное фуфло!
Первый полевой выход
И вот закончились занятия, обед. Старшина орет, как будто его режут:
— Замкомвзвода! Выделить по два человека от взвода для получения котелков!
Выделили, получили, раздали, расписались за получение. До построения для выхода осталось 30 минут!
Котелки были со склада. Когда их сделали — неизвестно. Только вот они были обмазаны толстым-толстым слоем смазки, по типу солидола. Воды горячей в казарме нет, в ход идут газеты из ленинской комнаты, ветошь. Мало времени, все орут друг на друга. Скоро построение, сделать надо много, времени нет.
Шинель — в скатку. Расстилается на полу, полы застегиваются на пуговицы, и вдвоем, туго, начиная от воротника, равномерно, шинель скручивается. Потом аккуратно перегибается пополам, концы связываются брезентовым ремнем. Так положено, но можно просто куском веревки, даже изолентой. Но пока ремнем.
Получить оружие, противогаз. ОЗК, вещмешок. В вещмешок — плащ-палатку, туда, где спина. Так меньше набьет спину. Вшивники, продукты, часть конспектов — в мешок. В полевую сумку — конспекты. На поясной ремень — подсумок с рожками к автомату, штык-нож, фляжку с водой. Помогали друг другу одеться. Все быстро, очень быстро.
Полевая сумка, противогаз, вещмешок, шинель в скатку, ОЗК сверху, автомат.
Кто повыше ростом, вроде, как полегче.
— Твою мать! Позвоночник в трусы высыплется от всего этого барахла!
— Я слоника рожу! Хоботок уже показался.
— И со всей этой херней 20 километров топать?
— Ладно, пришли же с полигона, не померли!
— Да, тогда спокойно пришли, не были навьючены, как ишаки!
— Прикинь, у нас еще боеприпасов нет!
— А каково парням в Афгане?
— У них ОЗК и противогаза нет!
— Зато бронежилет, каска, гранаты, патроны.
— Короче — финиш.
— Если как с полигона шли, с привалами, песнями — нормально.
— Да, нормально все будет.
— Главное — не ссать!
— Сорок первая, вон, дотопала туда и назад, и никто не помер!
— А мы, что, хуже?
— Нормалек!
— Что петь-то будем по дороге?
Лева Ситников, из третьего взвода, затянул, гнусавя, как блатные:
— По тундре, по железной дороге,
Где мчится курьерский
«Воркута — Ленинград».
Мы бежали с тобою
От жестокой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд…
— Да, ну, на фиг, Лева!
— Хорошая песня, по случаю. Боюсь, что Зема не оценит по достоинству.
— Рота, строиться! Построение на улице перед казармой! — прокричал дневальный, стараясь перекрыть шум и гам, царящий в казарме.
Командиры дублировали команду.
Вышли, построились. Офицеры проверили наличие личного состава, кто-то потянул амуницию.
Назначили курсантов, кто с флажками, перекрывают движение. Кто спереди, кто сзади.
Пошли! Потопали! Хоть и свежо на улице было, конец сентября все-таки! Но из-за оружия и амуниции, стало тепло.
Ротный, командиры взводов шли сбоку строя, подгоняя, чтобы не отставали, не растягивали строй.
Все нормально. Тепло, немного тяжело, но терпимо. Подсумок и штык-нож лучше перегнать назад, а то сбивается вперед, бьет по паху, мешается между ног. Неудобно.
