— Встать в строй!
— Есть!
Четким строевым шагом Олег встал в строй.
Рота потом еще несколько дней обсуждала поступок Земцова. То, что это был поступок, никто не сомневался. Вот так отрубить стукачей от себя. Раз и навсегда. Это вызывает уважение. Конечно, он нас ебет и в хвост, и в гриву, но поступает как мужик! Вернее, как настоящий офицер. Это поневоле вызывает уважение.
В отличие от той же сорок первой роты, где стукачество было возведено в ранг обязательных вещей.
Сорок первая особо в самоходы не ходила, хотя и размещалась на первом этаже, открывай окно, и вот она, в трех метрах, — тропа Хошимина. Но нет. Все боялись, что поутру товарищ заложит ротному. Конечно, Зема далеко не сахар в меду, но после его гневной речи, мы его зауважали. Крепко зауважали.
Тем временем все шло своим чередом. Учеба, самоподготовка, наряды. Изнуряющая обстановка с дураком Бударацким. Этот деградант, имея под рукой график дежурных по роте, это когда, кто командир, по очереди ходит дежурным по роте, каждую вечернюю поверку спрашивает, кто от каждого взвода идет в наряд. Всего получалось четыре человека. Дежурный. Два дневальных и один «официант». Тот, кто накрывал на роту в столовой, потом моет посуду за всей ротой. Должность хлопотная, но кому-то надо было кормить нашу роту. И так в каждой роте училища.
Получалось, что четыре взвода, от каждого по одному человеку. Мы, на сержантских должностях, спокойно распределили между собой график — очередь. А Коле Бударацкому было лень смотреть. Поэтому он просто поднимал голову, а стоял он, как правило, напротив Бугаевского из моего взвода, либо Муратова — «комода» первого взвода.
Вот и зашли они «на орбиту». Бугаевский и Муратов. «Через день на ремень».
Вечером сменился с наряда часов в двадцать. С утра, как вся рота. Зарядка, утренний осмотр, завтрак, потом учеба до обеда. Потом четыре часа на подготовку к наряду и снова в наряд. А на занятиях никого не ебет был в наряде, болел или еще какая-то уважительная причина. Ладно, если еще тема несекретная, можно взять у товарища конспект и ночью переписать, изучить учебник, что-то спросить. Никто не откажет. А вот, если секретная тема… то хоть волком вой. Никто тебе не вытащит секретную тетрадь и учебник секретный в казарму не притащит. Это — табу! Могут вкратце рассказать о чем речь шла, но подробности, да кто же их помнит. Это надо учебник или конспект смотреть. Зачастую многие конспекты представляли собой «график засыпания». Это когда поначалу слушаешь, а потом засыпаешь на ходу, и ручка медленно, но неуклонно сползает вправо вниз. Просыпаешься, либо тебя в бок толкают, и снова пишешь, пишешь, а потом… снова вправо, вниз. Если аудитория большая, где сидит вся рота, а то и несколько рот, то тогда есть возможность залезть под парту, где тебя не увидит препод, и спокойненько продрыхнуть всю лекцию. Особенно хорошо спать на «Истории КПСС» и прочей гуманитарной фигне.
Хорошо быть гуманитарием. Например, замполитом. «Мели, Емеля, твоя неделя!» А вот попробуй поспать на физике, когда лекции читает начальник кафедры грозный Матвеев. Или на высшей математике, когда Кубрак читает.
Что у одного, что у другого была задача — внести в наши головы свой предмет.
Мне-то благо, что все это было повторением, да, еще в усеченном виде. Термодинамику по физике в училище проходили, так, боком, вскользь, зато раздел по электричеству — тщательно. По высшей математике тоже все относительно. В гражданском ВУЗе этот предмет более углубленно студенты «грызли».
А каково было парням из сельской местности, когда они торчали в нарядах из-за старшины, а потом должны были докладывать на семинаре или писать контрольную работу. Вот и получалось, что из-за бездельника и дуролома Буды, страдали толковые парни.
Старшины пользовались привилегиями со стороны командования. Держи роту за горло, а экзамены ротный сдаст. Но старшины — выходцы из войск других рот грызли гранит. Пусть у них не очень-то получалось, а старшина наш был любителем прохалявить занятия. То, что он на всех лекциях спал бессовестно — отдельная тема.
Преподаватели его уже просто загоняли на последние ряды, а некоторые выгоняли с лекций.
Ему это понравилось и он начал просто приводить роту на занятия, а потом идти в казарму и под видом важных дел «давить массу» в каптерке. Все бы ничего, но и приобщил к этому пагубному делу и своего каптера — моего подчиненного Юру Алексеева. Мол, Бог не выдаст, а свинья не съест. То есть, ротный прикроет.
Ротный ротным, но когда ты туп, как пробка, и даже представители национальных республик, плохо говорящие по-русски, на семинарах более толковы, чем ты, то у преподавателей как-то закрадываются сомнения о твоих умственных способностях.
Тем более, что многие занятия нужно было «брать задницей». Например, ту же самую Азбуку Морзе, и тренироваться в классах, принимая и передавая группы на время, постоянно требовалось наращивать скорость приема и передачи.
Закончилось тем, что Бугаевсому до чертиков надоело быть «на орбите» и он как-то нашел где-то искусственный цветок и воткнул его себе в куртку, под пуговицу.
Заходит ротный в расположение. Дневальный:
— Рота! Смирно! Дежурный по роте, на выход!
Буга несется, за несколько шагов переходит на строевой шаг и докладывает:
— Товарищ капитан! Во время Вашего отсутствия происшествий не случилось! Рота занимается согласно распорядка дня! Дежурный по роте курсант Бугаевский! — четко шаг в сторону.
Молодцеватая выправка. Ни дать, ни взять — красавец.
Зема:
— Вольно!
— Рота, вольно! — орет в сторону спального помещения Хохол.
— А это что, товарищ курсант? — ротный пальцем задевает цветок, торчащий у дежурного по роте.
— Для меня, товарищ капитан, каждый наряд как праздник! — радостно рапортует ему Бугаевский.
Ротный смотрит на него и понимает, что у Сереги явно «крыша съехала». Ему уже все по хую. В глазах читается и в его посеревшем от усталости лице. А у него ключи от оружейки, где много-много автоматов и немало патронов. Пусть и в цинках, на случай войны, но если сорвется курсант, то много дел может натворить. Не сразу его выкуришь из укрепленного помещения, да еще вооруженного до зубов. А, может, и с собой что-нибудь сделать. Лют, конечно, Земцов, но не дурак, далеко не дурак.
Отпустил Бугу дальше нести службу и зашел в каптерку, там старшина сидел. Минут через пять комроты вышел к себе в канцелярию, а за ним Бударацкий с листами наряда.
— Бугаевский! Дежурный!
— Я!
Буга снова подходит строевым шагом к старшине, как и ротному, и четко рапортует, что прибыл по его приказанию. Цветочек на месте.
Буда выдирает цветок, кидает на пол, топчет в припадке ярости.
— Ты что, ротному жаловался? Да, ты знаешь, что со стукачами в войсках делают?
