— Он у радистов ведет, то есть у вас. Наверное, знаешь?
— Он самый лучший в училище по приему и передаче. Это просто пиздец! Такое ощущение, что в эфире просто треск, а это он передает! Офигеть просто!
— Ну, а у второй — Инны, батя вообще в учебном отделе работает!
— Да, пофиг, где у них бати служат! Тебе с ними не жить!
— Не скажи! Очень даже, может иметь значение!
— Пофиг! Один хрен, как в первую брачную ночь не крутись — все равно выебут. Так и здесь. Сказали же нам, что в Афган загремим, так и загремим. Чего суетиться-то. Поедем, мужик, интернациональный долг выполнять. Как супружеский. То есть ебать всех и вся. Телефон-то хоть взял у девчонок?
— Конечно, взял!
— Даже если бы и не дали, все равно можно было узнать.
— Не ври, как бы ты узнал бы?
— У дежурного по штабу схема оповещения на случай тревоги, там все телефоны офицеров училища. Так что если забудешь — там посмотри.
— Спасибо! Во, я бы не догадался!
— А потому что ты — релейщик, а я — радист!
— Не задавайся!
— А то, что?
Стушевался.
— Да, так, ничего.
— Ладно! Удачи тебе в охмурении девчонок! Красивые, свежие и яркие. Особенно на фоне тех, что были в спортзале. Только, смотри, обидишь их, так папаши тебе такое аутодафе сделают, что до пенсии будешь бегать от душманов и белых медведей. Пять лет от одних, пять лет от других. Смотри, аккуратнее. Одно неосторожное движение, и ты в заднице.
— Да, ладно, не пугай!
— Им по пятнадцать лет, даже паспорта нет еще, только свидетельство о рождении без фотографии. Думай верхней головой! Думай! Им пятнадцать лет!
— Уф!
Оттер пот со лба.
— М-да, уж! Надо помнить, что им пятнадцать лет. Тут ты прав.
— И мозги у них, как у пятнадцатилетних. Надо ждать, когда подрастут, еще пару — тройку лет!
— Да, ладно, я же не жениться собрался на них!
— Смотри!
Он ушел в зал танцевать. Я же посидев, потихоньку побрел туда же. Не до танцев мне. Дотерпеть бы, а то брюхо болит уже! Что-то сильно прихватило!
Так незаметно прошли новогодние — двухдневные праздники. Все шло размеренным чередом.
Никогда не думал, что после аппендицита так хочется спать на животе! Продавленная сетка кровати держала тебя всегда в позе буквы «С», что на спине, что на животе. Швы зажили, и спал я на животе, получая огромное удовольствие от этого!
Неспешным шагом приближалась сессия и мой день рождения.
21 января на самоподготовке командирам отделений:
— Пошли в чипок, отпразднуем день рождения!
И пошли. Но только тут же нарвались на комбата.
За самовольный уход с самоподготовки комбат влепил мне трое суток ареста. Вот такая непруха! Первый же день рождения в училище и, на, трое суток «губы».
Неприятно, а ничего не поделаешь!
Сессия. Сказать, что нестрашно — соврать.
И страшно не только от того, что плохо сам сдашь, а еще потому что сержант отвечает за успеваемость вверенного подразделения. По правилам, сначала должно идти первое отделение, в конце его — командир отделения, потом второе отделение и так далее. Замкомвзвод — последним из взвода. Хотя в институте практиковал заходить первым.
«Балл» за смелость — так говорили. Ну, а про сержантов в училище иначе говорили: «Два» — за знания, «два» — за звание! А в сумме «четыре!».
За сессию переживал, но не так, чтобы до нервной дрожи. В, принципе, знания из Политеха Марийского остались. А вот как рассказывали, могли реально понизить баллы и вообще в отпуск не пустить, если взвод плохо сдаст. В других батальонах были и такие прецеденты.
Все болели друг за друга. Подсказывали, передавали шпаргалки, писали ответы, когда преподаватель отворачивался.
Только, вот, каптер Юрка Алексеев, как не старался, а не сдал сессию. Бударацкий же будучи баран бараном — успешно сдал ее. Вернее, командир роты сдал за него.
Когда объявили приказ об отчислении, то многие, кто из войск поступали в училище, оказались в нем.
Юра переоборудовал шинель, пришивая черные погоны в курилке. Мы мрачно дымили рядом. Жалко было парня. Хороший мужик!
Юра, загнав сигарету в угол рта, наклонив голову, жмурясь на один глаз от попадавшего в него дыма, пришивал погон и говорил:
— Да, ладно, замок! Чего ты расстроился так? Спасибо, что помогал, спасибо, что прикрывал. Но я и сам не был уверен, что буду учиться. Считай, полгода дурака провалял, отдохнул, отъелся в каптерке. Сейчас в часть приду, а я уже — «дедушка». Полгода «бамбук прокурю», а там и дембель уже свалится. Дембель же он неизбежен, как гибель капитализма!
Некоторые, из войск отчисленные, просто уходили на гражданку. Поступили из войск, оставалось полгода, которые они провели в училище.
До отпуска оставалось еще пять дней, когда стали объявлять, кто и на сколько задержится в отпуске.
Сдали сессию? Сдали!!! Те, кто не сдал — еще попытка — готовиться. Остальные — убирать территорию! Вылизывать территорию!
И нужно готовить форму к отпуску!
Дежурный по роте — Бугаевский.
— Буга! Отправь дневального за фурнитурой в магазин!
— Ладно. Давайте список, деньги, кому, что надо.
— Второй взвод! Кому что нужно из фурнитуры для формы — список и деньги Хохлу! И побыстрее! Территорию убирать надо!
— Эй, помогите только все записать, а то мне некогда!
— Давай! Кому петлицы на парадку? Ага! Так, пиши. На шинель петлицы нужны? Сколько? Ага! Есть! Эмблемы? Так. Так! Принято, записано! Шевроны? И тебе? Так, сколько всего? Курсовки? Есть! На, Буга! Не забудь только!
— Да, нормально!
— Только не тяни кота за хвост! Сейчас все училище отоваривается там!
— Не волнуйся! Я Кулиева отправлю! Пусть стоит в очереди!
— Ну, все! Давай!
— Через час управимся!
— Смотри, чтобы все уже было!
— Да, идите вы! Убирать казарму надо!
Через час, когда мы разгоряченные работой и предстоящим отпуском пришли в казарму, то у всех, кто там находился, были красные лица. Кто-то держался за щеки. Кто за живот, некоторые смахивали слезы. Даже капитан Вертков, как правило, невозмутимый, и тот утирал глаза на красном лице. Бугаевский периодически сгибался пополам и смеялся, как помешанный.
— Ты, чего, Хохол? Купили фурнитуру?
— Купили!
И все окружающие начинают ржать, как помешанные!
