— Сила привычки!
— А вы говорите — гены!!!!
— Я тоже в отпуске на свадьбу попал…
— У вас-то, в деревне, что случилось?
— Парень приехал, тоже в военном училище учится, в другом. На пару лет старше. Ну, вот. Свадьба гуляет, все, как положено!
— Ты это… Кому-нибудь там, это…
— Да, было, было… Не в этом суть! Не мешай! Гуляем, значит, народу — тьма! В колхозном клубе, иначе негде было. И тут обнаруживаем, что один гость мордой в стол. Бывает, напился мужик. Не впервой такое за столом. Не в салат, а так, в стол. Надо из-за стола вынести. Поднимаем. А он — синий. Язык вывалился! Пиздец! Помер, значит.
— Драка была?
— Тогда еще не было. Позже. Его никто не трогал. Сердце, наверное. А у нас ни милиции, ни медицины. За тридцать верст по зимнику фигачить надо! Отправили самых трезвых на «Кировце», К-700, значит. Снегопад был, дороги нечищенные, иначе и не доберешься. За столом покойнику, вроде как, и не место. Оттащили его в подсобку, на холодок. Стали разбираться. Никто не приглашал его. Ни со стороны жениха, ни с невестиной стороны.
— Прохожий!
— Прохожий — это тот, кто мимо проходит! А этот заходит! Значит, захожий!
— Ну, вот, значит, посидели молча. А гулять-то толком только и начали. Выпили за помин души усопшего. А потом так потихоньку-потихоньку и снова свадьба развернулась!
— Ну, вы там даете! В своей деревне.
— Я вот тоже сижу, глотаю горькую, смотрю на пляшущих и на дверь, куда покойника оттащили, и думаю. Как жизнь и смерть ходят-то рядом. Буквально одно из другого. Посидел, подумал…
— Философ хренов!
— Ну, а потом, думаю, что вот так, р-р-ра-а-а-з! И я в «ящик» сыграю. Замахнул стопарь и в пляс пошел! Девчонок кружить!
— И что? Закружил?
— Закружил… Надеюсь, что не «залетела». Весь отпуск потом кружили. Ладно бы летом — каждый кусток — браток, прикроет. А зимой, парни, сложно.
— То-то и оно. С местами зимой всем туго. И не только в деревне. Главное, чтобы родители не застукали. Ладно, когда свои. С трудом, но поймут! А вот когда ее родители — рви когти, пока под венец пинками, под ружьем не загнали!
— А я со всеми знакомился как приезжий студент. Из другого города, и имя чужое.
— И как, получалось?
— И получалось, и не очень. Однажды забыл, как представился!
— Выкрутился?
— С трудом. Наплел всякой чуши. Благо, ведь, не зря говорят, что женщины любят ушами. Вот и навесил на уши лапши.
— Как говорит Тропин, что у него есть каска с четырьмя козырьками, чтобы лапшу курсантскую на уши вешать!
— Она же прожженная жизнью и службой Тропина.
— Эх! А к моему приезду родители кабанчика забили!
— Тебе бы только пожрать!
— Хорошо! Свежанинка! Батя самогону нагнал.
— Сала-то привез? Или все слопал?
— Все не ешьте! На полигон еще топать!
— Да, я немного в казарму принес, а остальное в сугробе спрятал.
— И я спрятал в сугробе.
— Наши сугробы возле казармы — не сугробы, а пещера Али-Бабы. Чую, там еды и выпивки — вагон.
— И сорока разбойников.
— Что такое сорок разбойников против четвертого батальона?
— Ну, да. Считай полтора взвода против батальона. Численное превосходство на лицо.
— Им без минных полей не обойтись.
— У вас, что, мозги совсем набекрень?! Так хорошо говорили. Про отпуск. Про баб, выпивку? А вы про тактику! Взвод в обороне, в наступлении! Тьфу!
Зато в эти дни не было сложностей с сигаретами в роте. Привозили и экзотические. Узбекские «Голубые купола», казахские «Медео», молдавские «Дойна», были и экзотические, то ли армянские, то ли грузинские — там вообще не разобрать. Москвичи притащили американские.
Поутру Земцов сам проводил зарядку…
— Рота, выходи строиться на физическую зарядку!
— Быстрее! Сейчас домашние пирожки из вас быстро выйдут!
— Жир тоже сойдет за неделю!
— Не надо было так отъедаться на домашних харчах!
И дал нам Земцов! За зарядку вымотал так, что от нас пар валил на двадцатиградусном морозе!
Хоть и недолго были в отпуске, а те нагрузки, что были, дались очень тяжело. И привыкли мы дома к горячей воде, а в казарме ее нет, но плевать! Все быстро возвращается на круги своя!
И все понеслось, завертелось!
Из-за несдачи сессии около десяти человек покинули наши ряды. В том числе и те, кто поступал с гражданки. В войска солдатами. Сибирский военный округ — большой! От Омска до Читы! Наверное, как несколько Европ. Жаль парней! В дорогу дали им и сала, и консервов, варенья, сигарет отсыпали много.
В роту пришел новый командир взвода старший лейтенант Бабкин. Поставили на второй взвод. Нормальный мужик, с виду немного простоватый.
Баров с Тропиным его сразу взяли в оборот. Кто сказал, что в армии нет дедовщины? Может, в армии ее и нет, а у трех старых капитанов она была. Они сразу определили Бабкина ответственным по роте. Чуть ли не на постоянной основе.
С одной стороны это и неплохо. Он не знал всю роту. Ни по лицам, ни по голосам. Поэтому, зачастую на вечерней поверке за самоходчиков кричали «Я» другие. А он и верил.
Февраль месяц — время ветров. Но в этот аномальный год добавилось еще, что морозы сорокаградусные периодически возвращались.
И вот однажды в такой мороз нам выпало проводить строевую подготовку с оружием. Не позвонил учебный отдел, что планирует занятия заранее гидре из метеоцентра уточнить прогноз. А будет ли мороз в такую погоду? Да, еще такой бешеный!
Оружие мы получили, ну его нафиг идти на морозяку!
И уговорили хорошего парня — командира взвода старшего лейтенанта Бабкина провести занятия в казарме.
Но не тут-то было. Из канцелярии роты вышел ротный.
— Я что-то не понял! Почему не проводятся занятия по строевой подготовке?
— Так, товарищ капитан! Там же сорок градусов! Обморозимся!
— Второй взвод! Одеть шинели! Через три минуты — построение на улице! Я сам проведу занятия!
Выскочили на улицу. И полтора часа занятий на сорокаградусном морозе! Что такое сорок градусов? Это вода, что не ушла из деревьев, разрывает кору у деревьев. Птицы не летают. А та птаха, что попытается, падает замертво в полете. Дышать можно только носом, и то не полной мере. Обжигает слизистую носа и гортани. Щеки, нос сразу прихватывает морозом. Обморозиться — элементарно. В сапогах усиленно сжимаем пальцы ног в кулаки. Чтобы хоть как-то восстановить кровообращение.
