– Вы тут работаете?
– Ну?
– И как идет работа?
– Та яка тут робота? Ничого не робыть.
– Что-то испортилось?
– Та ни, що вы кажете?
– А почему же не работает?
– Дык зробылы их два годы тому, для начальства, для школы, для клуба та на декилька новых хат. А до села далеко. Ось за два роки гимно ще до нас не прийшло, а де воно блукае, мы цього зараз не знаемо. Може прийде ще через рик, а може ни.
– Так что в отношении пожарных норм, – закончил я свой рассказ, – их заставят сделать, как полагается, а с санузлами – дело проблематичное.
По мере разработки новых объектов география командировок стала расширяться: Симферополь, Николаев, Херсон, Тернополь, Кировоград, Донецк, Днепропетровск – то-есть почти все областные города Украины. Появились поездки и за пределы Украины. Наиболее привлекательными были командировки на различные симпозиумы и конференции, организуемые московским начальством. Они стремились проводить эти мероприятия в городах, куда так просто не выберешься. Так мне удалось побывать в Ташкенте, Самарканде, Бухаре, Ереване, Кишиневе, Минске. Но такие командировки не всегда оканчивались благополучно. Однажды меня вызвали в Госстрой и предложили поехать в Кокчетав на конференцию по строительству экспериментально-показательных поселков.
– Там нужно будет выступить, – сказал мне Скуратовский, – и поэтому я решил послать вас. У вас язык лучше подвешен, чем у моих деятелей, да и материалы есть готовые.
Я подготовил все заранее. Взял билеты на самолет из Борисполя во Внуково и с большим перерывом билет на самолет из Домодедово до Кокчетава. В Москву мы прилетели вовремя. Я спокойно уселся в автобус и прибыл в Домодедово за пять часов до вылета. Погода была отличная, но обстановка в аэропорту мне сразу не понравилась. Что-то настораживало. На табло были написаны отсрочки рейсов, но незначительные – в основном на 2–3 часа. Было очень много народа. Все стулья, скамьи и кресла были заняты. Зал гудел. Я сдал свой портфель в камеру хранения и пошел выяснять отношения в справочное бюро. Оказалось, что Средняя Азия и другие регионы, на которые была направлена основная деятельность Домодедово, не принимают самолетов по погодным условиям. «Почему же вы не перенесете рейсы с вечера на утро, скажем, часов на восемь, чтобы люди смогли спокойно отдохнуть в Москве, – задал я резонный вопрос, – или предоставили бы гостиницу на несколько часов? Люди тыняются как сомнамбулы». «Гостиница маленькая, только для летного состава, есть комната матери и ребенка, но вы не мать и не ребенок, так что устраивайтесь как можете». Некоторые отчаявшиеся пассажиры устроились прямо на полу, подложив под голову чемоданы.
Но самое интересное началось часов в десять вечера. У многих пассажиров с восточной внешностью я видел большие рулоны, обернутые в несколько слоев бумаги и целлофана. В десять часов вечера они как по команде начали разворачивать эти рулоны. Это оказались туркменские и таджикские ковры. Они на них укладывались спать. Зал принял совершенно другой вид. Пустое пространство у касс и стоек регистрации стало походить на декорацию к сказкам «Тысячи и одной ночи». С утра вся эта компания выстраивалась в очередь возле отдела упаковки. Через плечо как бревна они несли свои ковры. Их там опять тщательно упаковывали до текущего вечера. На ночь какая-то сердобольная москвичка выделила мне кусочек скамейки «на посидеть». Она же мне поведала душераздирающую историю современных среднеазиатских кочевников. Количество ковров в доме определяло материальное благосостояние его хозяина. Ковры эти продолжали ткать на различных предприятиях в Средней Азии, но на месте их запретили продавать. Их переправляли в Москву. Но основными потребителями этой роскоши оказались все те же узбеки, туркмены и таджики. И вот потянулись ходоки из различных азиатских городов и сел в Москву за коврами. Кому это было нужно – понять было невозможно. Так как это были простые ковры, а не ковры-самолеты, им приходилось сутками торчать в Домодедово в ожидании обычного самолета.
Я трезвонил в Госстрой раз шесть семь в день – меня просили потерпеть, так как конференцию не отменили. Завершились третьи сутки моих бессонных бдений. Было пять часов – рабочий день шел к концу. Я опять позвонил в Госстрой и сообщил, что выступить я все равно уже не успею, даже если мне сейчас подадут самолет, что завтра конференция закрывается.
– Ну ладно, – сказал Скуратовский, – даем отбой. Берите билет на самолет и летите в Киев.
– Черта с два, – сказал я, – я сейчас же еду на Киевский вокзал и беру любой билет на поезд. Я готов сейчас спать на боковой третьей полке.
Так бесславно закончилось мое посещение Кокчетава.
Наиболее интересными были командировки в Москву. Я не очень ее любил за постоянное столпотворение, за дикие трудности с гостиницами. Но в Москве всегда были интересные выставки, новые спектакли и старые музеи. Можно было зайти в архитектурную лавку при МАРХИ, посмотреть новые издания и прибарахлиться на склейки и краски в макетной мастерской.
Одна из таких поездок особенно хорошо мне запомнилась. Эта командировка была связана с проектированием экспериментальных школ. Мне нужно было согласовать задание на проектирование этих школ. Я выписал командировку и зашел к Сергею Константиновичу.
– Чего это ты в Москву вдруг собрался? А, с экспериментальными школами. Боюсь, что мы надолго завязнем с этим экспериментом. А к кому ты едешь?
– В Минпрос к Беручану, в ЦНИИЭП к Багдасаряну.
– Постой, ты едешь в Москву или в Ереван? Ну ладно. Тогда получишь еще одно задание. Зайдешь в ЦНИЭПграждансельстрой и отдашь наши проекты жилых домиков для Ксаверовки. Кравченко даст тебе координаты.
– А к кому я должен зайти?
– К Нине Мамиконовне Сагомонян. Да, действительно, получается как в Ереване.
В Москву я прибыл первым поездом вовремя и тут же отправился по делам. Надежды на гостиницу, как всегда, не было и приходилось рассчитывать на слабые шансы наших покровителей.
В административных учреждениях, размещаемых в старых зданиях, всегда присутствует один и тот же дух. Это и обстановка, и отношение к посетителям, и даже запахи. Эти помещения впитывают пыльное амбре старых застоявшихся папок с бумагами, запах табака вперемешку с женскими духами, запах котлет с чесноком, пятикопеечных пирожков и третьесортного кофе. Да это и не мудрено. Помещения тесные, битком набиты сотрудниками и даже выплеснувшиеся в коридоры. При этом каждый сотрудник стремится присовокупить к своему столу еще одну, а если удастся, и две тумбочки. В этих столах и тумбочках собраны массы папок и скоросшивателей с бумагами. Кроме того, в них обязательно квартирует кипятильник, большая чашка, пачка чаю, баночка с сахаром, застарелая пачка печенья, коробочка с леденцами, и конечно же объемистый завтрак, завернутый сначала в кальку, а сверху в синьку. У дам, кроме того, масса баночек и футлярчиков с косметикой, зеркальце и маникюрный набор. Все сотрудники, независимо от пола, должны быть готовы к непредвиденному авралу, если поступит информация, что в один из ближайших магазинов прибыл дефицит, да и просто, чтобы даром не ходить в перерыв. Поэтому у каждого есть в тумбочке кошелки и авоськи – нехитрое изобретение советского быта.
