– Возможно, именно он защитил тебя от нападения Голема, – предположил Войтех. – Поэтому и разогрелся так в тот раз.
– Он может защищать вас и от того, что происходит сейчас, – добавил Нев. – Мы ведь не знаем, насколько все было бы плохо без него. Впрочем, – он улыбнулся, – это с тем же успехом может быть всего лишь симпатичная фамильная безделушка.
Саша только вздохнула. Чем больше она узнавала о кулоне, тем меньше он походил на простую безделушку.
– Наверное, стоит признать, что нам с Максом нет никакого смысла жить на другой квартире, – криво усмехнулась она, в очередной раз за последние несколько дней жалея, что бросила курить. – На Капитанской, по крайней мере, вы уже установили камеры.
– С этим я согласен, – кивнул Войтех.
– Я тоже, – поддержал Нев. – Поэтому можете спокойно возвращаться домой, – он попытался ободряюще улыбнуться.
– Заедем только на старую квартиру, мне нужно кое-что забрать, – предложила она Войтеху. – Кстати, Нев, если у вас нет никаких дел, можете поехать с нами, заодно посмотрите альбом. Вдруг мы пропустили что-то важное?
– Я не против, – тут же согласился Нев. – Занятий у меня сегодня больше нет, до завтра я абсолютно свободен.
25 октября 2013 года, 17.15
ул. Капитанская
г. Санкт-Петербург
Хотя петербургские пробки по ощущениям Войтеха были не чета московским, перемещение между тремя точками: антикварной лавкой, старой Сашиной квартирой и новой – заняло достаточно много времени. Когда они закрыли за собой входную дверь на Капитанской, за окном уже начало темнеть. Впрочем, как однажды уже замечал Нев, в октябре в Санкт-Петербурге почти не рассветало.
Саша предложила им кофе, на что и Войтех, и Нев радостно согласились: мутная хмарь, переросшая в ранний вечер, и так навевала сонливость, а с учетом ночного недосыпа превращалась во вполне реальную проблему.
Пока Саша занималась кофеваркой, Нев рассматривал альбом, привезенный ими с квартиры на Среднем проспекте. Он внимательно вглядывался в каждый портрет, то ли изучая лица прежних владелиц кулона, то ли пытаясь рассмотреть что-то на самом кулоне. Только когда он заговорил, Войтех понял, что именно он так внимательно высматривал:
– Интересная закономерность: каждой новой владелице кулона было четыре года, когда он доставался ей. Если, конечно, предположить, что тут полная галерея.
Саша вздрогнула и просыпала сахар, который как раз пересыпала из коробки в сахарницу.
– С чего вы взяли? – спросила она. – Там ведь только даты рождения и смерти.
– Обычно фамильные ценности, передающиеся от женщины к женщине в семье, передаются или на помолвку молодой девушки, или на совершеннолетие, или после смерти предыдущей владелицы. Судя по датам, каждой следующей женщине в линии было четыре года тогда, когда умирала предыдущая. Скорее всего, после этого они и получали кулон. Бывали еще традиции, при которых украшение передавалось наследнице во время рождения. Тогда зависимость все равно интересная: каждая женщина, отдавшая кулон наследнице, умирала через четыре года после этого. Но мне почему-то кажется, что девочка получала кулон именно после смерти владелицы. Такое украшение слишком крупное для младенца.
Саша отставила в сторону сахарницу, села за стол и взяла у Нева альбом, переворачивая страницы и рассматривая даты. Как они сами раньше не обратили внимания на них?
– Но я получила кулон не после смерти его предыдущей владелицы, – все же возразила она. – Моя прабабка сама мне его отдала. И насколько я помню, без предупреждений о том, что это какой-то оберег.
Нев снова вернул альбом себе, перевернул страницы к концу и посмотрел на дату смерти последней владелицы кулона до Саши.
– А сколько вам было лет, когда умерла ваша прабабушка? – с сомнением уточнил он.
Саша несколько секунд молчала, а затем все же тихо произнесла:
– Четыре. То есть почти четыре. Это было вечером накануне моего дня рождения. Я упросила ее показать мне подарок, который она мне подарит, и чтобы я не расстраивалась, что не могу с ним сейчас поиграть, она отдала мне кулон. Он мне всегда очень нравился.
– Она умерла вскоре после этого?
– В ту же ночь.
Нев какое-то время молчал, о чем-то думая, а потом осторожно заметил:
– Это вполне может быть и совпадением, все-таки ваша прабабушка была уже очень пожилой женщиной на тот момент, – он кивнул на даты жизни. – Скажите, а вы не знаете, когда был сделан этот портрет?
Саша задумалась, глядя на портрет своей прабабушки. В одном из самых первых воспоминаний своей жизни она стояла на пороге комнаты и завороженно наблюдала за тем, как Александра Константиновна расчесывает длинные кудрявые волосы, достающие почти до пояса. Несмотря на то, что они были уже почти совсем седыми, они все еще не потеряли своей густоты и великолепия. Этот момент хорошо отложился в Сашиной памяти, потому что тогда она решила, что однажды тоже отрастит такие волосы. Мама всегда стригла ее коротко, поскольку расчесать маленькому ребенку спутанные непослушные кудряшки не представлялось возможным. Несмотря на все свои заверения вести себя хорошо и потерпеть, уже через десять секунд Саша начинала визжать и вырываться.
На одной из последних фотографий, которые в огромном количестве хранились у Сашиной мамы, волосы у Александры Константиновны уже едва доставали до плеч. И на портрете тоже были уложены в аккуратное каре, украшенное маленькой заколкой.
– Полагаю, в последний год перед смертью.
– Это еще одна интересная особенность этого альбома, – Нев, казалось, даже просиял. – Посмотрите на годы жизни! Первым трем владелицам было около двадцати, когда они умерли. Обычное дело для женщин тех времен, многие умирали во время родов или от туберкулеза, от других болезней. Их портреты ни о чем не говорят. Но Варвара – четвертая владелица – прожила шестьдесят шесть лет, видите? – Он указал на даты: 1830 и 1896 годы. – И на портрете мы видим определенно не двадцатилетнюю и даже не сорокалетнюю женщину.
– Вы хотите сказать, что все портреты делались незадолго до смерти? – спросил Войтех, хмурясь.
– Именно, – согласился Нев.
– То есть… Они знали, когда умрут?
Саша внезапно побледнела и выскочила из кухни. Нев и Войтех успели обменяться лишь удивленными взглядами, когда она вернулась с пакетом в руках, в котором везла альбом со старой квартиры. Вытащив оттуда газету, в которую он был завернут двадцать пять лет, она положила ее на стол.
– Они знали даже точную дату, – глухо сказала она. – Моя прабабка написала собственную дату смерти за неделю до этого. Газета, в которую был завернут альбом, когда я его нашла, от пятнадцатого ноября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года.
Войтех и Нев как по команде посмотрели на дату смерти Сашиной прабабки – та умерла 22 ноября, аккурат в Сашин день рождения.
