Александр Свиридович как раз и работал над устранением этой проблемы. Не то чтобы он устал после первых дней бурного и частого секса или его что-то не устраивало в создавшейся компании. Наоборот, ему это нравилось, сильно хотелось, и аналитический склад ума истинного учёного только приветствовал подобные развлечения для молодого организма. Только вот нимфомания у женщины – это всё-таки болезнь, которую надо если не излечивать полностью, то хотя бы научиться её контролировать большую часть суток. Тот же участковый позволит себе поплотней прижать Прасковью, и всё! Она сама с него не слезет, пока он ещё сможет двигаться. А когда не сможет, то это уже в его возрасте – инфаркт или инсульт. Или, иначе говоря, карачун полный.
О других мужчинах, которые встретятся на пути Ларисы Фёдоровны, тоже лучше не упоминать. Несмотря на её полную уверенность в манипулировании любым самцом, кое-кто может на момент поддаться инстинктивному порыву, и тогда секс состоится вне зависимости от места, далеко не уединённого. Да и репутация в глазах нового партнёра может претерпеть кардинальные изменения. После этого осложнения для Козыревой, а также её ближайшего окружения – гарантированы.
Благо, что как геронтолог и врач с очень широкими познаниями в медицине академик мог собрать нужное лекарство из разных составляющих буквально «на коленке». Не прошло и полутора часов, как у него уже имелись разные препараты в разных дозах. После чего, не откладывая в долгий ящик, приступил к испытаниям лекарства на самом себе. Тем более что к тому моменту стремление к сексу и у него казалось почти непреодолимым. Омоложение в репродуктивную особь постоянно давало о себе знать.
Принял, засек время, всё записал в журнале исследований и приступил к наблюдениям. Острое желание стало мягким уже через десять минут. Затем и оно стало подменяться просто жгучей необходимостью что-то делать, активно двигаться, а то и просто мчаться куда угодно, не разбирая дороги.
«Однако! – размышлял ученый с некоторым недоумением. – Что это у меня за успокоительное такое получилось? Или оно просто преобразует одно желание в другое? Или, что скорее всего, виновато омолодившееся тело? Тем более уже два… нет, даже три раза подвергшееся воздействию дарканы! Как бы мне с этими омоложениями да встречной корреляцией возраста в монстра не превратиться…»
Опасения имели под собой все основания. Потому что тело вдруг стало ощущаться чужим и непослушным. Ведущиеся записи в тетради стали корявыми, рваными, почти нечитаемыми. В голове стали раздаваться какие-то шумы и даже голоса. Перед глазами мелькать начали какие-то образы, лица и видения.
«Эко меня припекло! – всё больше переживал академик, стараясь записать каждое новое ощущение или галлюцинацию. – И напарники не в курсе… а мой почерк вряд ли разберут… Надо бы их предупредить… А как? Препарат будет действовать ещё не меньше шести часов…»
Глянул на часы: уже больше часа его колбасит. Значит, ещё пять осталось. А состояние приближалось к полному обмороку. Если его найдут в таком виде, могут, не заглядывая в записи, затеять переполох, позвонить в «Скорую», вызвать участкового с машиной, а то отвезти в больницу. Они-то ведь не в курсе, что это временная реакция организма на принятый препарат.
Так что, когда наступило частичное просветление, Александр на вырванном листке написал крупными буквами: «Меня не кантовать! Просто уложить и оставить в покое на сутки!» Затем зажал лист в руке и на полусогнутых ногах рванул к производственному сараю. Даже добежал и сообразить успел, что носильщики молока недавно разошлись, а соратники в поте лица работают на сыродельне.
Ещё попытался что-то крикнуть, но не получилось. Прохрипел нечто нечленораздельное да и рухнул на пол. Хорошо хоть руку с бумажкой не разжал, вытягивая перед собой. Зато галлюцинации захлестнули полностью, ввергая сознание в совсем иную среду.
Естественно, Прасковья и Борис переполошились. Прибежал весь красный, упал да ещё и дергался в судорогах, словно эпилептик. Хорошо хоть лист, им адресованный, сразу увидали и прочли, но даже тогда сильно сомневались, не позвать ли на помощь. Однако всё-таки взяли себя в руки, оттащили Коха на кровать, раздели, одеялом накрыли и часа два после этого по очереди наблюдали. Убедившись, что он дышит нормально, температуры нет, судороги не наблюдаются, успокоились. Доделали все свои дела и легли спать.
А утром, ни свет ни заря, вновь нависли над Александром. Тот, словно ждал этого момента, открыл глаза и выглядел при этом удивлённым.
– Мм?!. Я где?.. Это вы? – узнав и осмотревшись, облегчённо выдохнул: – Вот это меня шибануло!
– Что за гадость ты себе сотворил? – сразу приступила Козырева к расспросам.
– Да я препарат создал, чтобы сексуальную тягу понижать…
– Это как понижать? Тебя на закорках таская? – возмущалась женщина. – Не лучше ли было меня традиционным способом побаловать?
– Не шуми… – поморщился Александр. – Со мной тако-ое было!.. И мне казалось, что я не здесь… И не я вовсе…
– Головой не ударялся? – Цаглимана интересовали более приземлённые вещи, сразу же возвращая предводителя их маленькой коммуны в деловое русло: – Тогда хватит прохлаждаться. Вставай и пошли в цех! Работы невпроворот!
– Да пусть хоть расскажет! – потребовала главный сыродел.
– Во время работы и поведает, что с ним стряслось, и каким мухомором его похлеще водки вставило, – настаивал главный рабочий.
Под их пререкания академик встал с постели, сделал несколько разминочных упражнений, прислушался к себе. Затем взял со стола два пакетика с порошками и заставил партнёров употребить внутрь. Те хоть и кривились, и к порошку принюхивались с подозрением, но неизвестную гадость выпили, запив большим количеством воды. Как-никак, тот, кто их омолодил, отраву подсовывать не станет. И всё, что скажет принимать, – априори считается лекарством.
Только проследив за правильным приёмом лекарства и зафиксировав время, академик взбодрился, потёр в азарте ладонями, сам принял такой же порошок и стал быстро одеваться.
– В самом деле, организм требует интенсивного движения. А сознание торопится поразить вас своими галлюцинациями. Узнаете, где я побывал, лопнете от зависти. Пошли!
И с первого шага приступил к повествованию.
Глава 20
Связь поколений
Когда Александр Свиридович провалился в обморок, его сознание окончательно попало во власть странных галлюцинаций. Причём настолько жизненных, настоящих, что минут через пять глаза отчётливо видели окружающую обстановку, но та никоим образом не соответствовала реалиям Малиновки.
Тело ощущалось по-другому: оно то ли висело, то ли стояло на левой ноге, прикреплённое мягкими ремнями к какой-то сложной, странным образом перекошенной деревянной конструкции.
«Главное, что не дыба, – утешил себя академик. – И не пыточное приспособление. Кажется… Вокруг не тюрьма, раскалённых инструментов палача тоже не наблюдается… Это хорошо!.. Зато плохо то, что я связан и нахожусь, кажется, в другом теле. И в другом месте… А может, и в другом времени… Неужели только теперь временной откат моего омоложения достиг своей кульминации?.. И если это – навсегда, то… то… в общем, доигрался я этой дарканой! Не удивлюсь, если назад дороги нет…»
