– От тебя ничего нельзя скрыть!.. Ты такая умная! И догадливая… Но что мне остаётся делать, чтобы ты мне ответила хоть на некоторые вопросы по истории Великой Скифии? Вон даже не хочешь поведать тайну, рассказанную тебе бабушкой Саншит…
Лесть и комплименты девушке понравились, хоть ноздри её носа всё продолжали трепетать. Может, пышногрудая и дальше набивала бы себе цену, пребывая в молчании, но тут наконец подобрала отвисшую челюсть пришедшая в себя Табити:
– Спрашивай меня! Я училась лучше всех и знаю больше, чем она.
Конечно, её кузина подобного стерпеть не смогла, а потому смилостивилась:
– Ладно, слушайте! – да ей и самой уже не терпелось поделиться воспоминаниями детства. – Саншит утверждала, что конструкции, к которым нас привязывали, служат для великой волшбы. Под ними в грунте закопаны большие медные пластины, называемые дарканы. А когда человек долго стоит над ней на левой ноге, правильно расслабляется, то…
На этом месте Симелия артистично сделала паузу. Заговорщицки оглянулась на тени по стенам от горевшей лампады и чуть ли не шёпотом добавила:
– Тогда появляется связь с далёкими, очень далёкими потомками!
Тут ее нетерпеливо прервала Табити:
– И?!. Ну!.. Что после этого происходит?
– Точно не помню, – смутилась Симелия. Ещё и плечами пожала недовольно. – Я тогда маленькая была, лет шесть, не больше… И бабуля говорила всё так странно и туманно. Мол, потомки могут помощь оказать, а могут и вред принести. Но порой происходит особенное чудо после прихода потомков, и мир раздваивается…
– Как это?
– А я знаю? Кажется, и сама Саншит не знала…
Все трое задумались, каждый самостоятельно пытаясь представить раздвоение мира в меру своих знаний и личных фантазий.
Глава 21
Непроизводственные дебаты
На этом месте Александр Свиридович остановил рассказ.
Работа вокруг стояла. Прасковья и Борис тоже стояли. Но при этом требовательно пялились на академика. Наконец у женщины вырвался возмущённый вопрос:
– А дальше?!
– Ну… дальше ничего особенного, – отмахнулся Кох. – Пришёл этот вредный старикан и погнал нас своим посохом спать. А когда я начал засыпать, у меня в сознании стали появляться сполохи моей комнаты здесь. Только и успел сказать: «Если я опять стану притворяться глупым пастухом – не расстраивайтесь и просто ждите. Так надо!» Ну и после уже очнулся здесь…
– Стоп-стоп! – прикрикнула Прасковья, делая шаг к академику. – Не гони лошадей и сдай назад. И подробней с того момента: как ты отправился спать. Признавайся! Что было между этим?.. И в глаза! В глаза мне смотри!
Саша вроде и посмеивался от такого напора, делал вид, что понимает шутку, но глаза непроизвольно скашивал на товарища, как бы требуя от него немедленной помощи. И Цаглиман оказался вполне догадливым:
– В самом деле ничего интересного! Ты лучше расскажи, что сам надумал о «прибытии потомка»? Ведь получается, что это – ты? И ты «прибыл» в тело того пастуха?
– Аргот не просто пастух, он единственный потомок знаменитого царя, сведения о котором остались в истории. Только вот исследователи спорят о точной дате проживания Липоксая. Мне надо будет ещё кое-какие данные уточнить, и тогда я уже точно скажу, в какое время я «провалился сознанием». Но в любом случае получается, что каким-то образом перенёсся в сознание своего очень далёкого предка.
– Ну хоть приблизительно время назовёшь?
– Именно что приблизительно. Две с половиной тысячи лет до нашей эры.
Названная дата произвела на Прасковью сильное впечатление. Может быть, она бы сформировала свои высказывания более ёмко и верно, но её опередил Цаглиман:
– Вообще-то я не слишком помню историю до нашей эры. Но почему-то уверен, что древние греки тогда только-только становились на ноги. Разве могли существовать древние народы, имеющие больший возраст, чем они?
– О! Ещё как могли! Те же египтяне, к примеру. А ведь египтян победили скифы ещё за тысячу лет до обозначенного мною периода. То есть греки – это прямые потомки скифов, которые расселились по островам ещё во время войны с Египтом.
– Не может быть! – уже не выдержала Козырева. – Нет таких сведений в истории! А если и есть, то это лишь досужие выдумки уже нынешних историков.
Александр на это невесело рассмеялся:
– Отцу своему я и то сразу не верил. А уж после передачи мне дарканы и его смерти ровно через три года, больше никогда не сомневался ни в его исследованиях, ни в нашей родословной, идущей от последнего скифского царя, умерщвлённого врагами в третьем веке нашей эры. Да и не забывай, что историю пишет победитель. Тот же Геродот за века был переписан сотни, если не тысячи раз. Из его трудов христианские переписчики постарались искоренить даже упоминание о Великой Скифии, являвшейся невероятно развитым и огромным государством, существовавшим задолго до общепризнанных ныне очагов культуры, знаний и апологетов философии. Нынешним учёным признать подобное – всё равно как труды всей своей жизни перечеркнуть, слепленные схемы возникновения письменности разрушить и открыто признать, что тысячи найденных и нерасшифрованных надписей – это дело рук скифов. А ведь существуют такие надписи, которым по семь тысяч лет…
– И всё равно не признают? – поразился Цаглиман.
– Как видишь…
– А мы теперь сможем доказать?
– Хм! Сложно пока утверждать положительно, – задумался академик. – Ещё не факт, что мне удастся повторное путешествие. Затем возникнут сложности с передачей вещественных доказательств в наше время. Ну и не факт, что такая деятельность не повредит в первую очередь нам.
– Точно! – воскликнула Прасковья в озарении. – Эффект бабочки! Если ты там своим влиянием что-то нарушишь и отправишь развитие истории по новому пути, то всё в нынешнем времени изменится. Вплоть до того, что нас не станет. Твоему сознанию просто некуда будет вернуться.
Кох согласно кивнул:
– Вот и я этого опасаюсь. Хотя тут стоит вспомнить откровения бабушки Саншит о каком-то раздвоении мира. То есть если случится некое кардинальное вмешательство потомка, то происходят бифуркации в пространстве, времени и материи, и новый, изменённый мир двинется по своему новому пути развития.
Цаглиман потребовал подробностей:
– Постой! Но раз древние скифы обладали подобным волшебством, имели громадные по размеру дарканы, значит, не раз и не два пытались обратиться к помощи потомков. И что, каждый раз после этого пространство раздваивалось? Каждый раз получалась новая вселенная?
– Нет, конечно! И по очень простой причине: не все потомки могут привнести в жизнь своих предков нечто ценное. Нечто такое, что кардинально изменит поступь всей цивилизации. Учитывай, что скифское общество в момент моего появления уже начало деградировать. И что сможет подсказать простому пастуху его потомок-кочевник, живущий через тысячу лет? Или через две? Да ничего! А человек из нашего времени вряд ли там оказывался. И не факт, что первый попавший в тело Аргота наш современник сможет наладить и устроить нечто ценное. Это я могу лечить людей, сделать любую операцию до средней категории сложности.
