– И вот твое желание сбылось. Теперь ты думаешь, что отчасти виновата в исчезновении Элисон, и что, если бы ты не желала ей зла, она бы не погибла.
Слезы навернулись на глаза Спенсер. Слова не шли.
– Твоей вины здесь нет, – твердо сказала доктор Эванс, подавшись вперед. – Мы не всегда восхищаемся нашими друзьями. Элисон обидела тебя. И то, что ты плохо подумала о ней, вовсе не означает, что ты стала виновницей ее смерти.
Спенсер шмыгнула носом и снова уставилась на табличку с цитатой Сократа. Я знаю только то, что ничего не знаю.
– У меня в голове постоянно крутится одно воспоминание, – вдруг выпалила Спенсер. – Об Эли. Мы ругаемся. Она говорит о чем-то, будто бы прочитанном мною в ее дневнике – она всегда думала, что я читаю ее дневник, хотя я никогда этого не делала. Но я… я даже не уверена, что этот эпизод был наяву.
Доктор Эванс поднесла к губам авторучку.
– Люди по-разному справляются со стрессом. У некоторых, если эти люди становятся свидетелями какого-то тревожного события или сами совершают неблаговидный поступок, мозг каким-то образом… вычеркивает это из памяти. Но зачастую воспоминания опять начинают пробиваться наружу.
Спенсер почувствовала, как что-то колючее застряло в горле, словно она наглоталась стальной стружки.
– Ничего тревожного не произошло.
– Я могла бы провести сеанс гипноза, чтобы восстановить память.
У Спенсер пересохло во рту.
– Гипноза?
Доктор Эванс пристально смотрела на нее.
– Это могло бы помочь.
Спенсер пожевала прядь волос. Потом кивнула в сторону таблички с цитатой Сократа.
– Что это значит?
– Что значит? – Доктор Эванс пожала плечами. – Подумай сама. Сделай собственный вывод. – Она улыбнулась. – Ну что, ты готова? Ложись и устраивайся поудобнее.
Спенсер послушно растянулась на диване. Когда доктор Эванс опустила бамбуковые жалюзи, девушка внутренне сжалась. То же самое проделывала Эли в ту ночь, в амбаре, перед тем как ее не стало.
– Просто расслабься. – Доктор Эванс выключила настольную лампу. – Почувствуй, как ты успокаиваешься. Постарайся отпустить все, о чем мы говорили сегодня. Хорошо?
Спенсер никак не могла расслабиться. Колени свело судорогой, мышцы дрожали. Даже зубы сцепились намертво. Сейчас она будет ходить туда-сюда и вести обратный отсчет от ста. Она коснется моего лба, и я окажусь в ее власти.
Когда Спенсер открыла глаза, она уже не была в кабинете доктора Эванс. Она стояла возле амбара. Уже стемнело. Элисон смотрела на нее, качая головой – точно так, как в тех коротких эпизодах, что вспыхивали в памяти Спенсер в последнюю неделю. Спенсер вдруг поймала себя на мысли, что вернулась именно в ту ночь, когда пропала Эли. Она попыталась вырваться из этих воспоминаний, но руки и ноги отяжелели и стали совершенно бесполезными.
– Ты пытаешься украсть у меня все, что можно, – говорила Эли тоном до жути знакомым. – Но этого ты не получишь.
– О чем ты? – Спенсер зябко ежилась под порывами холодного ветра.
– Да ладно, не прикидывайся, – ехидно протянула Эли, упирая руки в бока. – Ты ведь читала об этом в моем дневнике? Скажешь, нет?
– Я бы никогда не стала читать твой дневник, – огрызнулась Спенсер. – Мне все равно, что ты там пишешь.
– О, еще как не все равно, – сказала Эли, наклонившись к ней, и Спенсер уловила ее мятное дыхание.
– Ты бредишь, – прошипела Спенсер.
– Нет, – отрезала Эли. – Это ты бредишь.
Спенсер накрыло волной обиды и ярости. Она подалась вперед и толкнула Эли в плечо.
Эли выглядела удивленной.
– Подруги не дерутся.
– Что ж, может, мы и не подруги, – ответила Спенсер.
– Думаю, что нет, – согласилась Эли. Она сделала несколько шагов в сторону, но тут же вернулась. И сказала что-то еще. Спенсер видела, как шевелятся губы Эли, потом почувствовала, что и ее собственный рот пришел в движение, но не могла расслышать слов. Она знала только одно: что бы Эли ни сказала, это привело ее в бешенство. Откуда-то издалека донесся короткий треск. Спенсер резко открыла глаза.
– Спенсер, – позвал голос доктора Эванс. – Эй. Спенсер.
Первое, что девушка увидела это табличка на столе. Я знаю только то, что ничего не знаю. Потом в поле зрения появилось лицо доктора Эванс. Она выглядела слегка растерянной, обеспокоенной.
– Ты в порядке? – спросила доктор Эванс.
Спенсер заморгала.
– Не знаю. – Она села и провела ладонью по вспотевшему лбу. Это состояние напомнило девушке пробуждение после наркоза, когда ей удалили аппендикс. Все казалось размытым и бесформенным.
– Скажи мне, что ты видишь в комнате, – попросила доктор Эванс. – Опиши все.
Спенсер огляделась вокруг.
– Коричневый кожаный диван, белый пушистый ковер…
Что сказала Эли? Почему Спенсер не услышала ее? И наяву ли это было?
– Проволочная корзина для мусора, – бормотала она. – Свеча «Анжуйская груша»…
– Хорошо. – Доктор Эванс положила руку на плечо Спенсер. – Сиди здесь. Дыши.
Окно в кабинете теперь было открыто, и Спенсер чувствовала запах свежего асфальта на автостоянке. Слышала, как воркуют два голубка. Когда она наконец встала с дивана и сказала доктору Эванс, что придет на следующей неделе, в голове заметно прояснилось. Девушка проскользнула через приемную, даже не кивнув Мелиссе. Ей хотелось побыстрее вырваться отсюда.
На парковке Спенсер забралась в свою машину и долго сидела в тишине, мысленно перечисляя все, что видит перед собой. Твидовая сумка. Вывеска перед фермерским рынком через дорогу: СВЕЖИЕ ОМАТЫ. Буква «Т» валялась на земле. Голубой грузовичок «Шеви», небрежно припаркованный на стоянке у рынка. Веселый красный скворечник на соседнем дубе. Объявление на двери офисного здания о том, что вход с собаками запрещен, за исключением собак-поводырей. Профиль Мелиссы в окне кабинета доктора Эванс.
На губах Мелиссы застыла нервная улыбка, и она что-то оживленно рассказывала, активно жестикулируя. Когда Спенсер снова посмотрела в сторону рынка, то заметила, что у «Шеви» спущено переднее колесо. А еще кто-то промелькнул за грузовиком. Кошка, наверное.
Спенсер выпрямилась. Это не кошка – это был человек. И он пристально смотрел на нее.
Немигающим взглядом. И вдруг – кто бы это ни был, он или она, – отвел глаза, пригнулся и растворился в тени.
19. Это лучше, чем метка «ударь меня»
В четверг после обеда Ханна плелась вместе с классом через школьный двор к флагштоку. В школе проводились пожарные учения, и теперь учитель химии мистер Персиваль собирался всех пересчитать, чтобы убедиться, что никто из его подопечных не сбежал. Выдался еще один чудовищно жаркий октябрьский день, солнце нещадно жгло ей макушку. Ханна вдруг услышала, как у нее за спиной перешептываются десятиклассницы.
