отдал он серебро и был рад
Все отдать жемчуга за тепло очага,
за все прочее – больше в сто крат!
Вот так Лунный Дед был разут и раздет,
отдал плащ, башмаки и венец,
Чтобы сесть в уголке при разбитом горшке
и чего-нибудь съесть наконец.
Так сидел он над плошкой, деревянною ложкой
скреб холодной овсянки комок.
Поспешил Лунный Дед! Новогодний обед
не готов – и сливовый пирог.
Перри-пекарь
Печальный Тролль сидел в Холмах,
печальные пел песни:
«На всей земле – увы и ах! —
я одинок, хоть тресни.
Давно ушла моя родня,
ушла навек – о горе!
Остался я, последний я
от Бурных Гор до Моря.
Не златокрад, не мясояд,
и пива не хочу я,
А все же хоббиты дрожат,
мою походку чуя.
Ах, если б я бесшумно шел!
Другие ноги мне бы!
А так я весел, я не зол
и печь умею хлебы.
Всю Хоббитанию пройду, —
подумал Тролль, – но тихо,
И друга, может быть, найду,
а то без друга лихо!»
Он от Холмов всю ночь бежал,
обувши мехом пятки, —
Никто не слышал, не дрожал,
не драпал без оглядки.
На зорьке в Норгорде народ
еще зевал спросонку.
Бабуся Бамс идет, несет
с печением плетенку.
«О, мэм, – сказал он, – здрасьте, мэм!» —
и улыбнулся мило.
Не «мэм» ей слышится, а «съем»…
И вот что дальше было:
Услышав этот страшный глас,
Старшой Горшок с испуга,
Весь красный, лезет в узкий лаз,
да пузо лезет туго,
Бабуся Бамс – домой, под стол,
забыв свои печенья,
А Тролль руками лишь развел,
сказав: «Прошу прощенья!»
Визжит свинья, блажит овца
и гусь гогочет тоже
При виде тролльего лица,
сказать точнее – рожи.
Тут фермер Хряг свой эль пролил,
тут Биллов Лай без лая
Пустился прочь, а следом Билл —
бежали, жизнь спасая.
Сидит у запертых ворот
печальный Тролль и плачет,
А юный Перри, он идет,
к нему подходит, значит,
И хлоп по шее: «Не дури!
Тебе, коль ты верзила,
Снаружи лучше, чем внутри…»
И вот что дальше было:
Смеется Тролль: «Отныне мы
друзья, как понимаю!
Давай, поехали в Холмы,
ко мне на чашку чаю».
А Перри вроде как струхнул,
но, севши на закорки,
Он крикнул: «Ну!» – ногами пнул –
и замелькали горки.
Потом, как маленький, сидел
у Тролля на коленке,
Не столько пил он, сколько ел
ватрушки, пышки, гренки,
Калач, кулич, большой пирог
и маленькую сдобу –
И съел он все, что только мог,
но это все – на пробу.
Трещал огонь, и чайник пел,
штаны по швам трещали,
Тролль улыбался, Перри ел,
немного помолчали.
И Тролль сказал: «О чем, бишь, речь?
Ах да! Тебя в учебу
Возьму, и сам ты будешь печь
и черный хлеб, и сдобу!»
Спросили Перри, где он был,
что стал такой дебелый?
А он ответил: «Чай я пил
и хлебушек ел белый».
Спросили: «Где же задарма
нальют такого чаю?»
Но Перри был не без ума,
сказал: «Я сам не знаю!»
А Джек сказал: «Я видел сам,
как Перри в чистом поле
Скакал верхом вон к тем Холмам,
скакал верхом на Тролле!»
И все – кто пеший, кто верхом —
они пошли толпою,
И видят: холм, в холме же – дом,
дым вьется над трубою.
«О милый Тролль, ты испеки, —
они стучатся в двери, —
Да, испеки, нет, испеки
нам сдобного, как Перри!»
А он в ответ: «Не будет вам
ни хлеба, ни застолья!
Я хлеб пеку по четвергам
для Перри лишь и Тролля.
Ступайте прочь! Мне не до вас!
Не стойте зря у двери!
Ведь то, что я вчера припас,
вчера же слопал Перри!
Бабуся Бамс, и Хряг, и Билл,
вчера, по крайней мере,
О хоббиты, я вас любил!
Теперь люблю лишь Перри!»
На сытных троллевых харчах
отъелся Перри! Вскоре
Не мог он влезть – увы и ах! —
в свои штаны – о горе!
По четвергам он приезжал
на Троллевы застолья:
Росточком Тролль пониже стал,
а Перри – ростом с тролля.
Вот какова его судьба,
так в песне говорится:
Пек Перри лучшие хлеба
от Моря до Границы,
Но все же хлеб его не столь
хорош был, как те сдобы,
Что пек ему печальный Тролль
по четвергам для пробы.
Хлюпогубы
У хлюпогубов смельчака
Ждет тьма черней чернил
И колокольца звон, пока
Он угрязает в ил.
Покуда поглощает вас
Болото у ворот,
Горгульи с вас не сводят глаз
Под шум текущих вод.
