Через час начались танцы. Саша вырвался, но был уже хорош. Он взялся за аккордеон, пытался им зачем-то спеть «Поезд идет в Чикаго». Никто ничего не понял, но все дружно орали «Чик-чик-чик-чик-чик-Чикаго». После этого потребовали от него музыку для пения и танцев. Разброс был совершенно дикий: «Мурка», «Шаланды полные кефали», «Риорита», «Артиллеристы, Сталин дал приказ»… Толстая повариха пела босяцкие частушки. Танцевали под что ни попало. Меня взяла в оборот бойкая официантка Валя. Она была девушкой весьма вольного нрава, плясала без устали. Валя блистала своим золотым зубом и хорошим знакомством с неформальной лексикой. Она прижималась ко мне изо всех сил и щупала, где только положено и неположено, приговаривая при этом с легким пришепетыванием:
– Сейчас рванем отсюда, мальчики, к едрени фене и будем догуливать в другом месте без этих старых пердунов. Вишь, нализались, за… ранцы, и стали горло драть. Я знаю место покрасивше.
Когда мы наконец выбрались из диетической столовой, было уже темно и моросил дождь. Мы представляли из себя довольно живописную группу: посредине шел Саша с аккордеоном на левом плече, слева его поддерживала Валюша, справа я. Должен отметить, что Валентина весьма активно скрашивала наше путешествие. Сначала она исполнила нам шульженковскую «Руки – вы словно две большие птицы». Мне только пришлось ее уговорить не показывать, насколько ее руки похожи на птиц, иначе бы Саша лишился поддержки. После этого она рассказала нам пару анекдотов, которые бы могли смутить сержантов-сверхсрочников. Так мы добрели до улицы Смирнова-Ласточкина.
Тут Саша заявил, что он поклялся приятелю зайти на вечер в Художественный институт и поиграть. Никто не возражал, тем более, что институт был рядом, и вечера там были всегда интересными. В институт нас пускать, конечно, не хотели, требовали пригласительные. Саша вместо пригласительных совал дружинникам свой аккордеон и кричал, что он музыкальное сопровождение. Валентина причитала: «Что ж вы, мальчики, вашу мать, своих не признаете?». Наконец мне удалось оттащить Сашу от дверей и сказать ему простую вещь:
– Зачем тебе этот скандал? Попроси позвать своего приятеля, Виктора, и все будет в порядке. Он же здесь основной организатор и заводила.
Так и поступили. Через десять минут появился Виктор, и нас пригласили на вечер. Художественная часть была уже закончена, и начались танцы. Наша подруга Валя была представлена Виктору, который тут же потащил ее танцевать.
Через пять минут они вернулись. Виктор сообщил, что она совершенно не сечет в «стиле», что он ей должен показать основные фигуры и для этого подойдет с ней в мастерскую, чтобы мы обождали их минут пятнадцать. Их не было ни через пятнадцать минут, ни через тридцать. Саша сказал:
– Сваливаем. Аккордеон – штука дорогая, и я поклялся отцу вернуться до двенадцати.
На следующий день – в воскресенье Саша позвонил мне в десять.
– Как добрался? У меня тоже было все спокойно. Ты знаешь – нам сильно повезло, что мы не отправились с Валентиной в то место, которое «покрасивше». Уже звонил Виктор из Художнього, ругался нехорошими словами и спрашивал, где взять телефоны частных врачей, да-да, тех самых. Он научил ее всем па, в благодарность за что она, как я понял, не осталась в долгу и преподала ему тоже некие уроки.
На этом новогодние праздники закончились, и наступили суровые будни. Я решил плотно заняться подготовкой к выпускным экзаменам в школе и вступительным в институт. Эти благие порывы мне все время перебивал мой старый приятель – Граф. Дело в том, что Граф обладал удивительно ценным родством. – Его отец был директором самого крупного в Киеве клуба – «Пищевик». Это давало нам (я говорю нам, так как Юра таскал меня за собой) целый ряд больших преимуществ. Во-первых, мы бесплатно ходили в этот клуб на все концерты, а концерты там были весьма интересными вплоть до концерта эстрадного оркестра Утесова, на который вообще нельзя было достать билеты.
Во-вторых, в кабинете его папы стоял портативный магнитофон «Весна». В то время они только появились и были большой редкостью. Так как ключ от этого кабинета Графу давали беспрекословно, то мы забирались туда и драли горло, как только могли, записывая все это на магнитофон и потом с ужасом прослушивая собственное творчество.
Но, пожалуй, самым большим преимуществом графского родства была возможность бесплатно посещать танцевальные вечера в клубе «Пищевик». Эти вечера проходили в огромном круглом зале с безукоризненно начищенным и отполированным ногами танцоров паркетом. Паркет был до того скользким, что можно было, оттолкнувшись одной ногой, проехать на второй четверть круга. Танцы проходили под инструментальный ансамбль. Народу всегда было много.
Однако здесь, как и всюду, западные танцы были под запретом. Танцевали исключительно бальные танцы. Мы насчитывали тогда их больше семидесяти. С партнершами тоже было просто, так как в таких мероприятиях девушек всегда больше, чем юношей, тем более, что мы были почти завсегдатаями и знали большинство танцев.
В начале каждого музыкального вступления в публике начиналось замешательство, так как следовало угадать, какой танец начинается. Но дирекция и тут нашла выход из положения. Всегда на вечере было две пары – танцоры-заводилы, которые хорошо знали все танцы. Их скромная деятельность, как поведал мне Юра, оплачивалась дирекцией. Они становились во главе танцующего каре, и люди, не очень посвященные, двигались за ними по кругу и копировали их фигуры. И шли бесконечные падекатры, падеграссы, падепатинеры, чардаши, польки… В чардаше мы лихо отщелкивали каблуками «голубцы». Пары двигались по кругу и только во время вальса рассыпались по всему залу. В финале на закуску обычно давали полонез-мазурку. Начинался он с медленной части – полонеза из «Ивана Сусанина», и, заслышав музыку глинковского бравурного вступления, все с шумом выстраивались по кругу. Полонез-мазурку уже знали все. А в быстрой части – мазурке – партнеры бросались на одно колено, стараясь это сделать как можно более лихо, так, чтобы на колене проехать пару метров и потом из этого положения выпрыгнуть как можно выше. Полонез-мазуркой вечер, как правило, завершался.
Мы скоро поняли, что молодые танцоры-заводилы выполняют не только балетные функции. Если возникал какой-то спор, они тут же подходили и выводили спорщиков. При этом их знали и слушались, а они, оказывается, следили за всем происходящим. В один из вечеров к нам подошел Леня, который знал, кто мы такие, и тихо сказал:
– Я вижу, мальчики, что у вас появились постоянные партнерши. Это даже хорошо. Вы будете нашим подспорьем. Но хочу вас предупредить. Можете танцевать с этими девочками сколько хотите, пока мы здесь. Но не вздумайте провожать их домой. Это наши подольские, с Верхнего Вала. У них своя, довольно известная на Подоле, компания, и у вас могут возникнуть очень неприятные проблемы.
Я только понял, что задето наше мужское самолюбие и поинтересовался у своей партнерши, нужно ли ее проводить, на что она ответила очень просто:
