– Старик, – произнес Король, – ты не старше меня. Что же до подметок – ты не раз насмехался надо мной у меня за спиной. Осмелишься ли ты бросить вызов мне в лицо?
Он шагнул вперед, и Нокс съежился, дрожа от страха. Старый Повар попытался закричать, позвать на помощь, но обнаружил, что способен лишь шептать, и то с трудом.
– Не надо, господин! – хрипло взмолился он. – Не трогайте меня! Я всего лишь жалкий старик…
Лицо Короля смягчилось.
– Увы, на этот раз ты говоришь правду. Не бойся! Я не причиню тебе вреда. Но у тебя, кажется, была просьба к Королю Волшебной Страны? Что ж, твое желание будет исполнено. Прощай! А теперь спи.
Король снова завернулся в плащ и направился в сторону Зала, но прежде чем он скрылся из вида, вытаращенные глаза Старого Повара закрылись и Нокс захрапел.
Когда Нокс проснулся, солнце уже садилось. Он протер глаза и передернул плечами – осенний воздух был довольно прохладным.
– Уф, ну и сон! – воскликнул Нокс. – Вот что значит съесть слишком много свинины за обедом!
С того дня Старый Повар так сильно боялся снова увидеть скверный сон, что едва осмеливался взять что-либо в рот, так что его трапезы стали очень короткими и состояли из простых блюд. Вскоре Нокс начал худеть, и его одежда, равно как и его кожа, повисли на нем складками. Дети прозвали его «Мешком-с-Костями». Через некоторое время Нокс обнаружил, что снова может ходить по селению, опираясь на палку. Так что тот дурной сон сильно продлил ему жизнь. Говорят, что Нокс дотянул до своего векового юбилея – это было его единственным достижением. Но он до последних дней своей жизни твердил любому, кто соглашался его слушать:
– Конечно, я испугался – а кто бы не испугался на моем месте? Но если подумать как следует, сразу ясно, что это всего лишь дурацкий сон. Король Волшебной Страны! Да у него даже волшебной палочки не было! А если человек перестает много есть, то он худеет – это только естественно. Так что все вполне объяснимо. И никакого волшебства в этом нет.
И вот снова подошел Праздник Двадцати Четырех. Кузнеца пригласили туда петь песни, а его жена помогала приглядывать за детьми. Кузнец смотрел, как малыши поют и танцуют, и дети казались ему красивее и веселее, чем когда-то был он сам. Он на миг задумался о том, что поделывал Альв в свободное время. Казалось, любой из детей достоин получить звезду. Но по большей части Кузнец следил за Тимом, полноватым мальчиком, который был неуклюж в танцах, но зато замечательно пел. Сейчас Тим тихо сидел за столом и наблюдал, как точили нож и нарезали Пирог. Неожиданно Тим произнес:
– Дорогой Мастер Повар, отрежьте мне, пожалуйста, самый маленький кусочек. А то я уже так много съел, что сейчас лопну.
– Хорошо, Тим, – согласился Альв. – Я отрежу тебе особый кусочек. Думаю, ты съешь его без труда.
Кузнец наблюдал, как Тим ест пирог – медленно, но с удовольствием. Правда, когда мальчик не нашел в своем куске ни монетки, ни безделушки, на лице его промелькнуло разочарование. Но вскоре глаза Тима засияли. Мальчик рассмеялся, повеселел и что-то тихонько запел. Потом он вскочил и принялся танцевать с необычной грацией, которой никогда прежде в нем не замечалось. Остальные дети засмеялись и захлопали в ладоши.
«Что ж, все прекрасно, – подумал Кузнец. – Значит, ты и есть мой наследник… Интересно, в какие неизведанные края заведет тебя звезда? Бедолага Нокс! Впрочем, я полагаю, он так никогда и не узнает, какая скандальная история приключилась в его семействе».
Он и вправду никогда об этом не узнал. Но зато на Празднике произошло одно событие, сильно порадовавшее Нокса. Прежде чем Праздник окончился, Мастер Повар попрощался со всеми детьми и взрослыми, которые там присутствовали.
– А теперь я должен проститься с вами, – промолвил он. – Через день-два я уйду. Мастер Харпер уже вполне способен заменить меня. Он – замечательный повар и к тому же ваш земляк – впрочем, это вы и сами знаете. Мне же пора возвращаться домой. Не думаю, что вы будете слишком сильно скучать обо мне.
Дети весело сказали «до свиданья» и поблагодарили Мастера Повара за чудесный Пирог. Лишь маленький Тим взял Повара за руку и тихо вымолвил:
– Жалко, что вы уходите…
На самом деле несколько семейств Большого Вуттона какое-то время все-таки скучали по Альву. А его немногочисленные друзья, особенно Кузнец и Харпер, сокрушались о его уходе и в память об Альве следили, чтобы Зал всегда оставался чистым и нарядным. Впрочем, большинство жителей особо не горевали. Альв очень долго пробыл Мастером Поваром, и жители ничего не имели против перемен. А старый Нокс стукнул палкой об пол и откровенно заявил:
– Наконец-то он убрался! И замечательно! Я этого хитреца всегда недолюбливал. Слишком уж он был шустрый.
Лист работы Ниггля
Жил некогда на свете человек по имени Ниггль, которому предстояло отправиться в длительное путешествие. Ниггль этого не желал – по правде говоря, сама мысль о путешествии была ему неприятна, – но выбора у него не было. Он знал, что рано или поздно ехать придется, но в дорогу собираться не спешил.
Ниггль был живописцем, хотя и не особенно выдающимся – отчасти потому, что ему приходилось заниматься еще и множеством других дел. Ниггль считал большую часть этих дел неприятными и докучными, но выполнял их добросовестно, когда не было возможности от них избавиться – а такое случалось чересчур часто, по крайней мере на его взгляд. В стране, где жил Ниггль, законы были весьма строгие. Но мешало Нигглю не только это. Во-первых, Ниггль порою попросту бездельничал и бил баклуши. А во-вторых, Ниггль был по-своему мягкосердечен – знаете, из тех добряков, которые не столько творят добро, сколько чувствуют себя неловко оттого, что им лень его творить. Однако все же временами Ниггль что-то делал, хотя это не мешало ему ворчать, гневаться и браниться – правда, в основном про себя. И тем не менее из-за своего мягкосердечия Нигглю зачастую приходилось оказывать всяческие услуги своему хромому соседу, мистеру Пэришу. А иногда Ниггль помогал даже малознакомым людям, если они приходили к нему с просьбой о помощи. Время от времени Ниггль вспоминал о предстоящем путешествии и довольно бестолково принимался упаковывать все, что под руку попадется. В такие моменты он тоже почти не занимался живописью.
Ниггль то и дело начинал писать все новые картины, но ни одной из них так и не довел до ума: замыслы этих картин по большей части были чересчур грандиозны для его таланта. Ниггль был из тех художников, которые лучше рисуют отдельные листья, чем деревья. Он всегда подолгу возился с одним-единственным листиком, стараясь уловить его неповторимую форму, и то, как он блестит на солнце, и как по краям его переливаются капельки росы. И все-таки Ниггль мечтал нарисовать целое дерево, и чтобы все листочки на нем были выписаны в одном и том же стиле, но при этом на всем дереве не нашлось бы двух одинаковых листьев.
Особенно много Ниггль возился с одной из своих картин. Сперва на ней появился лист, трепещущий на ветру, а за ним – дерево. Дерево росло, вздымая вверх бесчисленные ветви и выпуская причудливые корни. На ветвях селились неведомые птицы – им тоже надлежало уделить внимание. Потом вокруг Дерева и за ним, в просветах между листьями и ветвями, начала проступать целая страна: леса, уходящие за горизонт, и горы, увенчанные снегом. Ниггль утратил интерес к прочим своим полотнам. А часть из них просто взял и прикрепил к краям главной картины. И вскоре холст сделался таким большим, что для работы над ним Нигглю понадобилась приставная лестница. Он целыми днями лазал по этой лестнице вверх-вниз: тут добавит штрих, там что-то сотрет… Когда к нему кто-нибудь заходил, Ниггль держался довольно вежливо. Он сидел за столом, вертел в руках карандаш, слушал, что ему говорят, но все его мысли были прикованы к огромному полотну. Ниггль специально для него построил за домом, на том участке, где когда-то выращивал картошку, большой сарай.
