ВИ: Вы можете описать свой первый бой?
Ю: 19 декабря 1939 года я провел свой первый настоящий бой после долгого периода нелетной погоды. У меня были некоторые проблемы с запуском мотора, поэтому я отстал от остальных самолетов моего звена. Когда я подлетал к Антреа, то услышал по радио, что приближаются 3 вражеских бомбардировщика. Примерно через полминуты я увидел 3 самолета ДБ-3. Я находился на 1500 футов выше них и начал атаку, как на стрелковом полигоне в Кексгольме. ДБ-3 немедленно сбросили свои бомбы в лес и повернули назад. Одного за другим я расстрелял троих стрелков. Затем я начал расстреливать моторы. Я долго летел следом за русскими и стрелял. Один из них пошел вниз и разбился. Два других были изрешечены, словно сито, но продолжали тянуть, хотя и дымились. Я истратил все патроны и повернул назад. Никаких особых ощущений я не испытал. Все происходило, как на полигоне.
ВИ: Каковы были обстоятельства вашей 1/6 победы 23 декабря?
Ю: На сей раз советские бомбардировщики летели без истребительного сопровождения. Сложилась стандартная ситуация - звено наших истребителей атаковало группу СБ-2. Несколько наших пилотов обстреляли несколько целей, поэтому победы поделили, так как было невозможно определить, кто нанес решающий удар. Потом я перестал считать эти дроби и отдавал победы молодым пилотам.
ВИ: Что вы можете сказать о своей первой встрече с И-16 31 декабря?
Ю: Это была классическая воздушная дуэль в старом стиле. Сначала я находился в очень хорошей позиции позади пилота красных, однако он заметил меня и заложил крутой левый вираж. Я последовал за ним, стреляя время от времени, чтобы потрепать ему нервы. Наша скорость падала, пока мы виражили под облаками, которые шли на высоте всего 600 футов. Истребитель моего противника был много маневреннее моего, и он постоянно переигрывал меня. Поэтому я решил постараться обмануть его. Он как раз зашел мне в хвост, когда я нырнул в облако, продолжая левый вираж. Оказавшись внутри тучи, я резко повернул вправо вниз и выскочил из тучи. Я оказался прав, теперь уже я находился позади русского. Когда он в следующий раз увидел меня, нас разделяли 100 метров. Очевидно, он решил снова обыграть меня на виражах, как ранее. Но я взял его на прицел и нажал гашетку. Мои трассы прошли в нескольких метрах впереди него, я ослабил давление на ручку, чтобы подправить прицел. Моя следующая очередь попала ему в мотор, который начал дымить. Я продолжал стрелять, пройдясь пулями по фюзеляжу. Затем я еще раз рванул вверх, взял нужное упреждение и дал еще одну очередь. Теперь повалил густой черный дым, цель нырнула вниз и упала в лесу.
ВИ: Какие другие задания вы выполняли, кроме перехвата?
Ю: Наши самолеты-разведчики были устаревшими, поэтому им приходилось летать только по ночам или в плохую погоду. В то же время мы выполняли множество разведывательных полетов днем. Изредка мы вылетали на штурмовку наземных целей, например, когда противник попытался зимой обойти наши позиции по льду Финского залива в Выборгской бухте. Эти операции имели решающее значение, но мы, истребители, их не любили, так как русские сосредотачивали свои истребители для прикрытия войск. Мы могли добиться внезапности, используя погодные условия или подходя с различных направлений. Затем мы быстро атаковали цели на льду и прорывались с боем обратно на базу, чтобы заправиться, перевооружиться для нового вылета. Во время таких вылетов лично я израсходовал около 25 000 патронов по красноармейцам.
ВИ: Каковы были ваши ощущения, когда Финляндия была вынуждена принять советские условия мира?
Ю: Я был разочарован. Мы сумели остановить советское наступление, они захватили совсем небольшую территорию, мы нанесли им очень тяжелые потери. Благодаря маленьким собственным потерям и поставкам новых «Глостер» «Гладиаторов», «Фиатов» G.50 и «Моран-Сольнье» MS-406 наша истребительная авиация стала сильнее, чем была в начале войны. Мы ощущали себя победителями, но нам пришлось отдать русским некоторые районы, которые прочно удерживали. Позднее, когда экономическое положение стало более ясным, решение тоже стало понятнее. Швеция оставалась нейтральной, Германия была враждебной, а поддержка Англии и Франции оказалась незначительной. Финляндия просто не имела достаточно ресурсов, чтобы продолжать в одиночку затяжную войну. В конце концов, самым важным для Финляндии была независимость. Мы сражались, чтобы спасти ее, и мы это сделали. Я думаю, что мы также дали урок Сталину и его компании: если вы будете угрожать финнам, они не испугаются, они разозлятся. И они никогда не сдадутся.
ВИ: Что вы делали между мартом 1940 го и июнем 1941 года?
Ю: В конце марта 1940 года мы перелетели с базы военного времени в Леми (на льду озера) в Йоройнен, где наши истребители прошли ремонт. Затем мы сдали «Фоккеры» и начали знакомиться с новым истребителем «Брюстер» В-239. Некоторые из этих истребителей уже прибыли в самом конце «зимней войны», а теперь их забрали из Тролльхаттана, Швеция, где норвежские механики собирали самолеты после перевозки морем. Американский летчик-испытатель Роберт Уинстон работал в качестве представителя компании. «Брюстеры» перелетели на базу Мальми под Хельсинки, и наша эскадрилья далее базировалась там. 14 июня 1940 года два советских бомбардировщика сбили наш авиалайнер над Финским заливом вскоре после вылета из Таллина. Я искал этот самолет на моем «Брюстере» и обнаружил советскую подводную лодку посреди множества обломков. Очевидно, она искала дипломатическую почту. В августе 1940 года мы перебрались на новую базу в Весивехмаа, севернее Лахти. Там мы опробовали «Брюстеры» в полете, пристреляли пулеметы и нашли их весьма удовлетворительными. Многие пилоты положили все пули в мишени. 17 июня я получил приказ оставаться на базе в состоянии полной готовности, поэтому мы решили, что вскоре начнется война.
ВИ: Каковы ваши впечатления от В-239?
Ю: Я начал летать на «Брюстере» в апреле 1940 года, проделал все фигуры высшего пилотажа, испытал его на штопор и пикирование. Я был счастлив. Это был маневренный истребитель, он мог держаться в воздухе 4,5 часа, имел мощное вооружение - один 7,62-мм и три 12,7-мм пулемета, а также бронированное кресло пилота. Он был настолько лучше «Фоккера», что их нельзя было сравнивать. Если бы мы имели «Брюстеры» во время «зимней войны», русские не смогли бы летать над Финляндией. Он также мог считаться «самолетом для джентльменов», так как имел просторную кабину и емкий фюзеляж, как мы говорили - для партии в покер. Мы неофициально перевозили там механиков, запасные части, канистры бензина и прочее. Однажды пара летчиков пошла еще дальше. Самолет пилотировал мастер-летчик, а в фюзеляже находились младший лейтенант, его собака и масса багажа. После приземления самолет выкатился с полосы, и все это вывалилось наружу. Оба летчика пошли в карцер. Приговор лейтенанту начинался довольно весело: «В качестве командира экипажа одноместного истребителя…»
ВИ: Какова была ситуация в Финляндии во время вторжения Германии в Советский Союз 22 июня 1941 года?
Ю: 9 июля 1941 года мы находились на авиабазе Рантасалми и рано утром получили сообщение, что советские самолеты летят, чтобы атаковать позиции нашей армии. Мы взлетели в 4.00 и после получаса ожидания заметили первые вражеские самолеты - истребители И-153 «Чайка». Бой начался на высоте 13 000 футов чуть западнее железнодорожной станции Хууханмяки. Я уже выполнил пару атак, когда увидел какое-то движение внизу, над озером. Это были вражеские истребители, которые пытались удрать. Я спикировал за ними и быстро поймал одного русского, который летел над самыми вершинами деревьев и потому считал себя в безопасности. С дистанции 20 метров я всадил в него очередь. После этого мне пришлось резко уйти вверх, чтобы избежать столкновения, а «Чайка» разбилась прямо в лесу. В этот момент мой мотор начал чихать, а другая «Чайка» пошла на меня в лобовую атаку. Я уже решил садиться на вынужденную на небольшом поле рядом с деревней Миинола. Я уже был готов садиться, как мой мотор снова ожил. Пилот «Чайки», похоже, потерял меня, потому что пролетел прямо над головой. Я быстро повернул следом.
